– Уже обосновываешься? Ты где будешь, вверху, внизу?
– Наверх пусть Костя лезет, он помоложе.
– А где же наш капитан?
– Да нет пока.
Картина, нарисовавшаяся в окне на плохо освещённом перроне, заставила их оторваться от своих сумок и чемоданов. Красивая, высокая блондинка в коротком полупальто жарко обнимала и целовала высокого симпатичного парня в кожаной дубленке. Она что-то говорила, при этом много жестикулируя. Парень много улыбался в ответ, пытался в то же время волочить тяжёлую сумку. Наконец их прощание закончилось жарким поцелуем, и парень скрылся в вагоне.
– Ну, вот и наш Ромео, – произнес Вяземский, отрываясь от окна и продолжая заниматься вещами. К их удивлению, пауза перед появлением молодого капитана в купе затянулась. Девушка, провожавшая Константина, уже успела пару раз мелькнуть мимо окна, вглядываясь и пытаясь рассмотреть любимого. Внезапно дверь распахнулась, и в проеме появилась молодая пышногрудая проводница. Улыбаясь и кокетничая, не обращая внимания на Чеснокова и Вяземского, она непонятно с какой радости произнесла:
– Вот ваше купе! – и продолжала улыбаться.
Она была довольно-таки мила. Из-за плеча проводницы, излучая улыбку, появился капитан с большой сумкой.
– Спасибо, Ира. Что бы я без вас делал?
– Ну что вы, заходите за чаем. Устраивайтесь. – Дверь за проводницей закрылась.
– Явился! – стал укорять его Чесноков, показывая на окно. – Твоя уже третий круг нарезает вокруг вагона.
Константин высунулся из-за шторки. И за стеклом, как по команде, возникло лицо девушки. Она, жестикулируя, кричала что-то, понятное только им двоим. Наконец Костя сделал прощальный жест и задвинул шторку.
Вяземский ухмыльнулся:
– Полезешь наверх, мы староваты по верхам скакать.
– Понял, – улыбнулся Костя.
Полковник с майором уже закончили обустройство своего ночлега, лишь Костя продолжал суетиться наверху.
Усевшись к столику, Чесноков уткнулся в какой-то листок. В минуты, когда полковник пытался на чём-то сосредоточиться или задумывался о чём-то, глаза его мрачнели, брови сводились к переносице, лоб хмурился, скулы напрягались, а на висках выступали вены. При этом Чесноков имел привычку одной рукой мять свой коротко стриженый затылок, а другой – с силой давить на массивное колено. Ещё в такие моменты он любил грызть карандаши, ручки, а иногда и ногти.
Дверь раздвинулась, и на пороге появился суховатый низкорослый мужичок, с улыбкой занося сумку.
– Извините, тридцать четвертое место здесь?
И его взору предстал Чесноков во всей красе: широкоплечий, в трико и майке, с армейской татуировкой на левом плече, выпученными глазами и со страшным оскалом, закусывая ноготь мизинца правой руки.
– Здесь, – сказал лохматый, носатый, усатый, с перекошенными бровями, худощавый мужик в черной рубашке, откуда-то слева, показывая пальцем наверх.
Сумка мужика явно потяжелела.
– Здесь, здесь, мужчина, – сказала проводница.
Ира улыбнулась – «Вот змея» – и со стуком закрыла за мужиком дверь сзади.
Тому показалось, будто что-то взорвалось у него за спиной, и сумка выпала из рук. Он нагнулся, чтобы её поднять и куда-нибудь определить.
В этот момент сверху спрыгнул высокий Константин в свитере, поверх которого был пристегнут ремень с кобурой. Определив сумку, мужичок выпрямился и уперся в плечо Константина, на него смотрела кобура пистолета. «Попал, мафия! Да чёрт с ней, сумкой, лишь бы не убили».
Он вскарабкался на вторую полку, хотя было желание вскарабкаться на третью, и принялся неумело разматывать скатанный матрац. Сделать это было очень неудобно при условии, что сам он находился на той же полке, что и матрац, и ему мешала верхняя одежда. Мужичок пытался проделывать эту хитроумную операцию как можно тише и незаметнее, но получалось все донельзя наоборот: сверху доносилось адское шуршание и ёрзание, при этом мужичок несколько раз сильно бился головой об верхнюю полку. Такое поведение соседа-пассажира ввело в недоумение находящихся внизу и много повидавших милиционеров.
Поезд медленно тронулся и понемногу начал набирать скорость. В окнах проносились огни ночного города, вагон стал медленно покачиваться.
«До свидания, столица».
Дикие звуки с верхней полки утихли, и молчание прервал Константин:
– Пойду, узнаю насчет чая и постели.
Через некоторое время он вернулся с тремя комплектами постельного белья.
– Сейчас чай будет, – подмигнул Костя, усаживаясь рядом с Чесноковым.
Проводница, сияющая и улыбающаяся, с тремя стаканами чая заплывала в купе, поблескивая глазами.