Я - Рамбха, апсара, небесная дева, полюбившая тебя с первого же взгляда. Теперь я, разрешившись от бремени, возвращаюсь на небо - таков наш закон. Ты же береги нашу дочь. Когда настанет время ее свадьбы, мы с тобой обязательно встретимся на небесах». С этими словами апсара Рамбха вопреки своей воле исчезла. От горя раджа был готов покончить с собой.
«Разве Вишвамитра покончил с собой, когда апсара Менака родила ему Шакунталу, а сама улетела на небо?» - уговаривали его министры. Согласился с ними раджа и стал растить дочь в надежде на будущую встречу с возлюбленной. Очень он заботился о дочери, и росла она совершенной красавицей, и так как особенно прекрасны были у нее глаза, то дал он ей имя Сулочана, что значит «прекрасноглазая». Когда же достигла она юности, увидел однажды ее гуляющую в саду Ватса, сын пророка Кашйапы. Увидел этот подвижник царевну - а нужно сказать, что был он знатоком в делах страсти и любви, - и подумал: «О, как прекрасна эта девушка! Если не станет она моей женой, то что за польза в моем подвижничестве?». И от таких мыслей о Сулочане запылал он страстью, словно огнем, лишенным дыма. А она, охваченная жаждой любви, при виде юноши подумала: «Кто бы мог быть этот красивый и невозмутимый юноша с четками и чашей подвижника?» И, словно избирая его в мужья, подошла она к нему и быстрым взглядом своих очей, подобных голубым лотосам, окинув, точно оплетя венком, все его тело, поклонилась ему. Он же, душа которого была во власти велений Манматхи, всесильного Бога любви, - ведь перед ним бессильны и Боги и асуры, - встретил ее словами: «Избери себе супруга!» Тогда она, стыд которой был похищен его несравненной красотой, обратилась к юному подвижнику с такими словами: «Коли не в шутку ты хочешь жениться на мне, следует тебе спросить моего отца - только он может отдать меня тебе в жены». Расспросил он ее тогда о родных да о роде, пошел к радже Сушене и попросил отдать ему Сулочану в жены. Посмотрел раджа на него, подвижничеством и скитаниями донельзя истощенного, угостил его, как положено угощать гостя, и заговорил: «Дочь моя, почитаемый, родилась от апсары Рамбхи, и, как только выйдет она замуж, тотчас же после ее свадьбы встречусь я на небесах со своей возлюбленной. Так говорила мне Рамбха, когда возносилась на небо. А как это должно случиться, тебе об этом надобно подумать!» Выслушал раджу юный подвижник и стал размышлять: «Разве не оживил мудрый Руру апсару Прамадвару, дочь Менаки, укушенную змеей, отдав половину своей жизни? И разве не взял Вишвамитра на небо живым охотника Тришанку? Почему бы мне не воспользоваться моим подвижничеством?» А затем сказал: «Что же, это не трудная задача!» И взмолился: «О Боги, возьмите долю моего подвижничества, и пусть этот раджа живым попадет на небо и соединится там с Рамбхой!» И только он это сказал, как все находившиеся в палатах ясно услышали голос с небес: «Пусть так и будет!» После этого отдал раджа дочь свою подвижнику Ватсе, сыну мудреца Кашйапы, в жены, а сам вознесся на небо, и там стал он богом и счастливо жил с Рамбхой, приближенной Шакры, наслаждаясь небесным блаженством.
Вот так раджа Сушена достиг награды благодаря дочери. Случается, что в семьях таких, как твоя, получают рождение небесные девы из-за какого-нибудь проклятия. Вот и родившаяся у тебя дочь тоже какая-нибудь божественная дева, над которой тяготеет проклятие. Так что не горюй, владыка, из-за того, что родилась в твоей семье дочь!» Обрадовал раджу Калингадатту этот рассказ старого брахмана, и дал он своей дочери, подобной юной луне и доставляющей усладу глазам, имя Калингасена. И стала царевна Калингасена расти в отцовском доме, резвясь со своими сверстницами по дворцам да по палатам, по садам да по лесам, словно игривая волна океана младенчества.
Пролетала однажды над дворцом Сомапрабха, дочь асура Майа, и увидела, как играла на крыше Калингасена. Восхищенная ее красотой, способной сокрушить сердца мудрецов, Сомапрабха почувствовала к Калингасене дружеское расположение и подумала: «Кто бы это был? Уж не Луна ли? Но почему это не померкла в сиянии дня ее красота? Если же это Рати, то где же Кама? Нет, это, верно, какая-нибудь небесная дева, чьим-то проклятием обреченная родиться на земле, в семье раджи. Кажется мне, что дружила я с ней в прежнем рождении, и потому говорит мне сердце, преисполнившееся привязанности к ней, что снова должна я избрать ее себе в подруги».
Так рассуждала Сомапрабха и, чтобы не испугалась девочка, незаметно спустилась с небес и, приняв облик земной девушки, осторожно подошла к ней. А Калингасена, видя ее, удивилась: «Кто такая эта необыкновенная красавица? Верно, царская дочь пришла ко мне. Будет она мне подругой» - и, почтительно приветствовав, обняла Сомапрабху, усадила с собой и спросила, как ее имя и какого она рода. «Подожди, - отвечала ей Сомапрабха, - все тебе расскажу!» И завязалась у них беседа, и, чем больше они говорили, тем больше росла их дружба и крепче были объятия.
Сказала подруге Сомапрабха: «Ты, подружка, царевна, а с детьми царского рода дружить трудно. Из-за малой малости могут они разгневаться сверх всякой меры! Вот послушай, расскажу я тебе:
6.2.5. О царевиче и купеческом сыне
Некогда правил в городе Пушкаравати царь Гудхасена, и был у него единственный сын, и поэтому что бы сын ни делал - доброе ли, плохое ли - не мог отец ему перечить. Вот однажды, гуляя в саду, встретил царевич юношу одних с ним лет и похожего на него, сына купца Брахмадатты, и решил сразу подружиться с ним. Быстро завязывается дружба, идущая из прежних рождений. А их дружба стала еще и такой, что не могли они вынести даже минуты, чтобы не видеть друг друга. Не мог царевич ничему радоваться, не поделившись этой радостью с другом.
Однажды, когда была уже подготовлена свадьба его друга, отправился царевич в город Ахиччхатра на свою свадьбу. Вот взобрался он вместе с другом на слона и, сопровождаемый воинами, отправился в путь, а вечером остановились они на берегу реки Икшумати. Взошел месяц. Напились они, наелись, улеглись, и царевич по просьбе своей кормилицы стал рассказывать сказку. Но только началась она, как он сам и кормилица от усталости, сытости и хмеля уснули. Друг же его, сын купца, из любви к нему продолжал бодрствовать. И когда все уснули, то почудилось ему, будто доносится с небес тихая женская беседа: «Что же это? Уснул этот грешник, так и не досказав сказку. Вот я уж его прокляну. Увидит он поутру, когда проснется, ожерелье и если возьмет его, то сплетется оно вокруг горла и задушит до смерти». Кончила одна, и тотчас же заговорила другая: «А если от этой смерти уйдет, увидит он по дороге манговое дерево и, отведав его плодов, тотчас же расстанется с жизнью». Кончила она, и заговорила тогда третья: «А если и от этой смерти уйдет, то, когда будет входить в дом, где свадьба назначена, крыша обвалится и убьет его». Кончила третья, и заговорила тогда четвертая: «А если и этого избежит, то, когда будет входить в спальню и чихнет сто раз и если никто ему не скажет «Будь здоров!», тут ему и смерть придет. Если же кто-нибудь все это слышал и, чтобы защитить царевича, расскажет ему обо всем, то и тому смерти не миновать». На том и умолкла. Все слышал купеческий сын, и поразило его слышанное, как яростный удар грома. Крепко задумался он, преисполненный дружбы к царевичу: «Чтоб ему, этому недосказанному рассказу! Собрались его послушать из любопытства какие-то незримые Божества и теперь сыпят на царевича проклятия! Если он погибнет, что мне жизнь?! Нужно найти какое-нибудь средство уберечь его, даже если самому придется умереть! Нельзя ему рассказать о том, что я услыхал, - не миновать мне тогда беды!» В таких думах кое-как скоротал ночь купеческий сын.
Когда же настало утро, проснулся царевич, и снова двинулись они в путь. Вот увидел царевич на дороге ожерелье и захотел его поднять, но сын купца остановил его словами: «Не следует, друг, брать это ожерелье. Это обман. Почему же иначе никто из воинов его не заметил?» Послушался его царевич, и продолжили они путь свой. Затем на дороге заметили они манговое дерево, и захотелось царевичу отведать его плодов. Снова друг отговорил его. Зародилась у того в сердце обида. А когда они прибыли к дому тестя, то и здесь не дал купеческий сын царевичу войти в дом, где тот должен был отпраздновать свою свадьбу. И пока уговаривал он царевича не входить в дом, обрушилась крыша. Еле-еле избавились они от опасности. Успокоился немного царевич. Наступила ночь, и пошел царевич с женой в опочивальню, а там уже спрятался к тому времени сын купца. Стал царевич чихать и чихнул сто раз подряд, а купеческий сын, притаившийся под его ложем, на всякий чих приговаривал: «Будь здоров!», «Будь здоров!» Когда же кончил царевич чихать, обрадовался купеческий сын и вышел из покоя. Да на беду, заметили его царевич с женой, и пришел царевич в гнев, заставивший забыть его о дружбе с купеческим сыном, - повелел он воинам, стоявшим на страже у его дверей: «Этот злодей тайком прокрался в мои покои. Свяжите его и держите, а утром надлежит его казнить»! Схватили стражники купеческого сына. А когда поутру вели они его на казнь, обратился он к ним: «Прежде отведите меня к царевичу, поведаю я ему о причине того, что случилось, а потом уж и казните меня!» Сказал он им так, а они пошли и рассказали о том царевичу. Тот же, как советники и другие люди ему посоветовали, велел привести к нему купеческого сына. И когда привели его, рассказал он царевичу всю историю. Вспомнив о том, как обрушилась крыша дома, посчитал царевич все за правду и на радостях отменил казнь. Вернулись они в свой город и там устроили свадьбу купеческого сына, и, восхваляемый за свою преданность всеми жителями, жил он счастливо, как и должно тому быть.