В это мгновение Манохарика вышла из укрытия, а царевна спрятала дощечку для рисования и спросила ее: «Я так долго не видела тебя — куда это ты ходила?» Рассмеялась Манохарика в ответ и промолвила: «Я все ходила и искала тебя, подружка. А зачем ты спрятала дощечку для рисования? Мгновение тому назад я видела на ней замечательный рисунок».
Когда Манохарика сказала это, Падмавати, опустившая от стыда лицо, проговорила сквозь слезы: «Тебе все уже давно, подружка, известно — с чего бы стала я скрывать. Так уж случилось, что хотя царевич Муктапхалакету спас меня от пламени гнева свирепых ракшаси около храма Гаури, но вверг он меня в огонь любви, усилив его нестерпимым огнем разлуки. Теперь уж не знаю, куда идти, кому жаловаться, с кем говорить, к какому средству прибегнуть, раз сердце мое привязано к тому, кого так трудно достичь».
Возразила ей Манохарика: «Милая, привязанность твоей души вполне понятна и уместна; конечно же, твоя любовь воистину будет наградой за красоту избранника, так же как полумесяц украшает собой волосы Шивы, уложенные венцом. И не отчаивайся — по правде говоря, не сможет он без тебя жить. Разве ты не заметила, что любовь и его тяжко поразила? Ведь при виде твоей красоты даже женщины жаждут стать мужчинами — и воистину, кто из мужчин не захотел бы твоей руки? Тем более он, равный тебе красотой! Уж не думаешь ли ты, что Шива, определивший вам быть мужем и женой, солгал? Но даже если пострадавший от любви безропотно несет свое бремя и не прилагает никаких усилий, чтобы достичь желаемого, то все равно будет цель достигнута. Приободрись, скоро станет он твоим супругом. Нетрудно тебе взять в супруги любого мужчину, но все мужчины знают, что ты трудно достающаяся награда».
Когда подруга высказала это, царевна ответила: «Все я знаю, подружка, но что же мне делать? Мое сердце не может вынести даже мига разлуки с властителем моей жизни, полностью ему посвященной, да и Кама не потерпит, чтобы его дальше обманывали. Стоит мне подумать о любимом, как душа моя возрождается, но все тело мое пылает, и само дыхание, кажется, готово покинуть его из-за нестерпимого жара». И только успела Падмавати выговорить эти слова, как упала без памяти на руки своей подруги, а та, разразившись слезами, сумела мало-помалу привести царевну в чувство, обрызгивая ее водой, и овевая банановыми листьями, и применяя еще такие средства, как ожерелье и браслеты из стеблей лотоса, пропитанных сандаловым маслом, но только касались они ее тела, как начинали вянуть и корчиться, подобно ей самой, словно испытывали такие же муки.
И прошептала тогда Падмавати подруге: «К чему все эти напрасные старания? Не умерить им мои мучения.
Вот если б ты могла предпринять один лишь шаг, способный облегчить мои страдания, было б то великое счастье». И подруга спросила у исстрадавшейся Падмавати: «Чего не сделаю я ради тебя? Но скажи мне, что бы это было такое?»
С трудом и смущением вымолвила царевна: «Подружка дорогая, ступай и приведи сюда моего возлюбленного как можно скорее. Нет иного средства умерить мои мучения, да и батюшка не рассердится и даже поспешит отдать меня ему». Решительно сказала ей на это подруга: «Коли так, то приди в себя. Немедля отправляюсь я в Чандрапуру, блистательную и славную столицу повелителя видйадхаров Чандракету, с тем чтобы привести сюда любимого тобой его сына. Успокойся же! Что за толк в пустых терзаниях?!» И в ответ на утешения Манохарики промолвила царевна: «Что же, отправляйся, подружка, и да будет твое странствие счастливым! И со всей почтительностью скажи храброму моему возлюбленному, избавившему от беды три мира: «Так любезно избавил ты меня в храме Гаури от ракшаси, но почему же ты не спасешь меня теперь, сраженную Камой, этим погубителем женщин? Скажи мне, повелитель, неужели такова твоя добродетель, позволяющая избавить от гибели вселенную, но оставить в беде ту, которую ты же некогда спас, преданную тебе всей душой». Вот что ты должна передать ему, счастливица, или что-нибудь в этом роде, как уж подскажет тебе твой ум». С такими словами отправила Падмавати свою подругу выполнять порученное.
А после этого, немного приободрившись, забрала она дощечку для рисования и направилась в покои отца, а оттуда прошла в окружении служанок в свою опочивальню и, совершив омовение, помолилась с истовой преданностью Шиве и обратила к нему такую речь: «Без тебя, всемогущий, без твоего милостивого соизволения ни одно желание, великое или малое, не исполняется в трех мирах. Если не отдашь ты мне в мужья благородного сына верховного повелителя видйадхаров, которому навеки отдано мое сердце, расстанусь я с жизнью здесь, перед твоим изваянием».