А время шло, и в Патале две дочери Трайлокйамалина, совершавшие вместе со своей матерью тяжкие подвиги ради благополучия отца, спросили ее: «Как же это так, матушка? Когда было нам всего лишь восемь и семь лет, то из-за наших малых заслуг оказался батюшка брошен в тюрьму и мы утратили царское достоинство, но с тех пор уже целых восемь лет совершаем мы тяжкие подвиги веры, а Шива все еще недоволен, и по-прежнему томится в узилище повелитель асуров. Уж лучше нам дать огню пожрать свои тела, чем оказаться быть тоже брошенными в тюрьму или испытать какое-нибудь иное оскорбление от рук врага».
Ответила Свайампрабха дочерям на это: «Потерпите, доченьки, вернем мы себе былую славу. Пока совершала я подвиги веры, явился мне во сне Шива и сказал: «Мужайся, дитя мое! Скоро твой супруг вернет свое царство, а царевичи Муктапхаладхваджа и Малайадхваджа станут мужьями твоих дочерей. Но не думай, что эти герои из смертных. Один из них — благородный видйадхара, а другой — мой служитель, гана». Такое мне было откровение от Шивы, и я проснулась на исходе ночи и, поддерживаемая надеждой на исполнение сказанного, готова теперь переносить тяжкие страдания. Должна я сообщить об этом вашему батюшке и с его согласия постараюсь устроить ваши свадьбы».
Утешив такими словами своих дочерей, царица Свайампрабха сказала старой женщине, служившей на женской половине дворца, Индумати: «Ступай к моему супругу в пещеру Шветашилу, пади к его стопам и вот что передай ему от меня: «Супруг мой, создал меня творец из такого странного дерева, что оно, несмотря на все усиливающееся пламя разлуки, еще не сгорело, и я еще жива. Но это лишь потому, что я не утратила надежду увидеть тебя». Когда ты передашь это, скажи ему об откровении, которое было мне от Шивы, и спроси, что думает властитель данавов о замужестве наших дочерей, и скорей возвращайся и сообщи мне, что он скажет, и как скажет, так я и сделаю».
И вот отправила она Индумати, и та покинула Паталу и достигла хорошо охраняемого входа в эту горную пещеру. Подкупив охрану, смогла она проникнуть в тюрьму, и, увидав Трайлокйамалина в цепях, пала ему в ноги, и залилась слезами, и, когда он спросил ее, как она себя чувствует, мало-помалу сообщила ему Индумати все, что его супруга передавала. И тогда Трайлокйамалин сказал: «По поводу того, что Шива говорит о моем возвращении на царство, пусть будет так, как он возгласил, но по поводу того, чтобы выдать моих дочерей замуж за сыновей Мерудхваджи, так это преждевременно и неуместно. Скорее погибну я, чем отдам моих дочерей в награду врагу, бросившему меня в тюрьму!»
И с этими словами отправил он Индумати обратно, и это послание служанка доставила в точности его жене, и когда дочери владыки дайтйев, Трайлокйапрабха и Трибхуванапрабха, услышали, что в нем говорилось, то сказали они своей матери Свайампрабхе: «Боязнь за нашу девичью чистоту делает огонь единственно безопасным местом, так что вступим мы в него на четырнадцатый день месяца, и день этот уже близок». И тогда их мать и вся их свита решили умереть вместе с ними, и, когда наступил четырнадцатый день, все они почтили Хатакешвару и соорудили костры на уносящем грехи месте святых омовений, называющемся Папарипу.
Случилось так, что в тот самый день царь Мерудхваджа с сыновьями и супругой пришел туда же, дабы поклониться Хатакешваре, и когда он собрался вместе со своей свитой омыться в священных водах, то увидел дым, поднимающийся из рощи на берегу, и спросил: «Почему это оттуда идет дым?» Управители, назначенные в Паталу, Самграмасинха и другие ответили ему: «Великий владыка, супруга Трайлокйамалина Свайампрабха со своими дочерьми совершает суровые подвиги. Нет сомнения в том, что они или творят какой-нибудь обряд в честь Бога Агни, или, может быть, истомленные чрезмерно тяжким подвижничеством, собираются умереть, взойдя на костер».
Услышав такие слова, царь с сыновьями, женой и управителями разных уделов Паталы, велев всей прочей свите оставаться на месте, пошел посмотреть, что же там происходит, и, оставаясь незамеченным, увидел тех царевен из дайтйев с их матерью, поклоняющихся жарко пылавшему огню жертвенных костров. Чудилось, что от сияния их невообразимой красоты сотни лун способны были возникнуть в подземном мире. Они словно возводили на престол Бога любви Каму, орошая его как царя сиянием колышущихся жемчужных ожерелий, словно изливавшихся из золотых чаш их грудей. Их широкие бедра, на которых лежали дорогие опояски, походили на лоб слона любви, украшенный налобником, сотканным из созвездий, а копны густых волнистых волос были словно клубками змей, созданных творцом, чтобы оберечь сокровище их красоты. И тогда царь молвил про себя: «Воистину творец всего сущего вечно являет нам все новые и новые чудеса, и воистину ни Рамбха, ни Урваши, ни Тилоттама не сравнятся красотой с этими двумя дочерьми повелителя асуров».