Изображение креста в обиходе христиан встречаем уже в четвертом веке после Рождества Христова. Тогда же вошло в обычай носить нательный крест. Григорий Нисский говорит о своей сестре, что она носила нательный крест. Написала и вспомнила, с небольшой улыбкой, как моя знакомая рассказывала об одной детали, которую заметила у прихожан ее общины в самом начале девяностых: они любили носить большой нательный крест. Это была — вещь Бога и для Бога, послушание и небольшой личный подвиг.
Отцы первых веков не различали агап от простой трапезы. Простые трапезы христиан, так же, как и агапы, начинались с молитвы, проходили под пение псалмов или чтения из Священного Писания (узнается современный монастырский обычай). Изысканность в пище считалась проявлением нехристианского духа. Это противоречило понятию человека поздней античности о еде. Еда должна не только питать и поддерживать силы, она должна приносить удовольствие, и с избытком. Христиане ели скудно, для поддержания бодрости и для того, чтобы хватило сил помолиться ночью, но от чрезмерного количества пищи не произошло бы расслабления.
Если же хочешь войти в жизнь вечную, соблюди заповеди (Мф. 19, 17)
Жан-Леон Жером. Последняя молитва христианских мучеников. XIX в.
Вот описание образа принятие пищи и перечень продуктов от святителя Климента Александрийского: «Хорошо, чтобы христиане благопристойно касались предлагаемого, сохраняли не запачканными руки, бороду и занимаемое ими при столе место, соблюдали спокойствие в лице и чинно протягивали руку к кушаньям через известные промежутки». Не советует святитель и говорить за обедом. Тогда бывает, по нему, «и голос неприличный и не довольно выразительный, так как из наполненных щек несвободно выходит слово, и язык, сжимаемый пищей, затрудненный в естественном своем действовании, издает неясный и как бы сдавленный звук». Неприличным кажется Клименту и есть вместе, и пить: «это признак великого невоздержания — соединять вместе то, совместное употребление чего неудобно». Климент указывает и виды пищи, которые более всего полезно употреблять. Той пищи, которая способна возбуждать телесные страсти, нужно совершенно избегать. «Можно употреблять лук, маслины, овощи, молоко, сыр, и, если угодно, мясо вареное и жареное. Из яств, — говорит он, — самые удобные для употребления суть те, которые приготавливаются без помощи огня, потому что с ними менее хлопот; потом те, которые не обременительны для желудка и дешевы. Те же, которые составляют роскошь стола и бывают причиной болезней, носят в себе демона обжорства, которого я не колеблюсь назвать демоном чрева, злейшим и пагубнейшим из всех демонов». (цитата из «Церковноисторических преданий» А. П. Лебедева, изд-во Олега Обышко, 2004 г.). Вино у первых христиан считалось благородным напитком, обладающим лечебными свойствами. Святитель Климент, однако, советует воздерживаться от вина юношам и девушкам, а также молодым супругам: вино обладает сильными горячительными свойствами. Пристрастие к вину было таким же бичом первых христиан, как и в наше время. Бедняки заливали вином горе, богатые поливали радость. Христианская жизнь признавала утешение только в одном вине — в вине молитвы. Пьяницы не смогут войти в Царство Христово, сказал Апостол Павел в Первом Послании к Коринфянам (1 Кор. 6, 9).
Шумное веселье, громкая музыка и лихие танцы считались для христианского дома недопустимыми. Вообще к зрелищам, которые приобрели в поздней античности катастрофический характер, отцы церкви относятся отрицательно. Ведь именно на зрелищах и пиршествах убивали христиан. Знаменитая «римская свеча» — привязанный к столбу христианин, которого сжигали живьем — возжигалась как жертва языческим богам во время оргий.
«По тому узнают вас, что вы — Мои ученики, что вы любовь имеете между собою» — так можно пересказать слова Христа, сказанные Им на Тайной Вечере. Молитва и общая трапеза способствовали сохранению и умножению христианской любви. Зрелища, конечно, нет.
Если вернуться в тот дом, в котором побывали в начале рассказа, увидим, что его жители не пошли на скачки, а ведь туда собрался весь город.
Жена все еще занята домашним хозяйством, муж — своим ремеслом. Оба ждут ночи, чтобы пойти к Божественной литургии. Какая скучная жизнь! — можно сказать, глядя на них. Но если бы кто увидел, как жена омывает ноги мужу после Литургии и как они вместе поют красивое песнопение, он уверовал бы, что самая лучшая жизнь — христианская. Эти двое счастливы во всей полноте счастья. И пусть их угнетает физическая усталость — они, как мученики, царственно шествуют к своей кончине, заставляя мир считаться с их обычаями, а не принимая обычаи мира. Но кто знает, что ждет этих двоих завтра? Может быть, смерть.