Затем построен новый дом
С окошками, с дверями,
Чтобы одни рождались в нем,
Других вперед ногами
Отсюда вынесут — в цветах,
На вялых родственных руках.
Увидит скоро новый дом,
Любовь, счастливую вначале
И безобразную потом,
Когда сердца пустыми стали.
Тогда захочет новый дом,
Чтоб человек с высоким лбом
Под самой крышей пел и чах:
Пусть мучится душа живая
О том, что в нижних этажах
Скользит, следов не оставляя.
«Идти, идти, в заботах и слезах…»
Идти, идти, в заботах и слезах,
Но что же мы в природе изменили?
Все так же зимний ветер пыль метет
И леденит фиалки на могиле.
Идти, идти, в заботах и слезах,
Всему на свете узнавая цену,
И все, что погибает на глазах,
И все, что поднимается на смену,
Все равнодушнее, все холодней
Следить и, уставая понемногу,
На жизни убывающей своей
Сосредоточить всю тревогу.
Да, укорачивается она,
И ничего еще не прояснилось…
Стихи закончены, ночь холодна,
В таком-то месте то-то приключилось…
И даже чувствуя за этим всем
Неясный луч какого-то просвета,
Как страшно спрашивать себя: зачем?
И помнить, что не может быть ответа.
«Есть времени бездушный океан…»
Есть времени бездушный океан
С холодными и едкими волнами —
Черты лица и городов, и стран
Он разрушает бережно с годами.
Так жжет его таинственный состав
Разлитый между нами, между всеми,
И кто не знает, что-нибудь начав,
Что силы в нем подтачивает время.
Есть времени кладбищенское дно,
Где всё — забвение, где в вязком иле
Так много затонувшего давно
И где лишь тень того, что мы любили.
И только тень кого-нибудь из нас —
И то, с какими смутными чертами —
Потомка нашего пытливый глаз
Отыщет под холодными волнами.
«Въезжают полозья обоза…»
Въезжают полозья обоза
На синий растресканный лед,
Высокая чайная роза
У теплого моря цветет,
И свечи пылают в соборе,
И крест положили на грудь…
Не эта ли всех аллегорий
Таинственней: жизненный путь.
Он убран снегами, цветами,
И щебнем, и пеной морской,
И бездна у нас под ногами.
Но южного моря прибой,
И по льду скользящие сани,
И голос подруги твоей, —
Тем сердцу дороже — в сиянье
Над гробом зажженных свечей.
«Ни смерти, ни жизни, а только подобие…»
Ни смерти, ни жизни, а только подобие
Того и другого — не только для тех,
Чье солнце — над Лениным, спящим во гробе
(То солнце уж слишком похоже на грех)…
Но так ли уж ярко оно, иностранное,
Над садом у моря, над визгом детей…
И думать нельзя, и загадывать рано.
Земля… Для чего оставаться на ней.
Под бурями века, под едкими ядами —
Всесветная осень, всемирный распад,
И лучшие люди особенным взглядом
Друг в друга, как в черную пропасть, глядят.
«Пора сознаться: до предчувствий…»
Пора сознаться: до предчувствий,
Которыми живет поэт,
До отражения в искусстве
Действительности дела нет.
А наша муза, как чужая,
Скучает у Него в дому
И, всем на свете сострадая,
Помочь не в силах никому.
О ежедневная забота!
Ты на земле всего сильней.
Есть утешительное что-то
В живучей горечи твоей.
«Среди друзей, среди чужих…»
Среди друзей, среди чужих:
«Да что я спорю? Всё равно!» —
Ты шепчешь, вглядываясь в ни..
И, как в раскрытое окно
Дождя и листьев дрожь и звук,
Ты слышишь сердца грустный стук:
«Друг с другом ты, и та, и тот,
Не знать до самой глубины
(Глаза лукавят, голос лжет)
Навек, навек разлучены…»
Как если бы из гроба в гроб
Стучался к мертвецу мертвец,
И призывал, и доски скреб —
Таков у нас язык сердец.
«Друг благодушный, мудрено ли…»
Друг благодушный, мудрено ли,
Цветами, властью и вином
Отгородись от нашей доли,
Твердить о счастии земном?
Нет, ты не прячься, ты попробуй
В чужую долю заглянуть
И даже сам, своей особой,
Хоть день в несчастий побудь.
Да только берегись при этом —
С отчаянья за тех людей
Не стань доверчивым поэтом:
Чем лучше ты, тем люди злей.
«Должно быть, тесно под землей…»
Должно быть, тесно под землей,
Когда лежишь, зарыт,
Но жить не легче над тобой
Зияет и кружит
Простор, огромный до того,
Что лучше не глядеть в него.
И не глядишь, но разве здесь
Без неба, взаперти
Всю боль, и стыд, и холод весь
Легко перенести?
«Свободный до последнего дыханья…»
Свободный до последнего дыханья,
Как эхо, угасал божественный арап.
Почти не ведая, что смерть — этап,
Он как бы говорил живому: до свиданья.