Выбрать главу
Эмигранту тоже дан заказ Родиной: расширь мои владенья, Там, вдали, на месте нужен глаз, Нужен слух, великие творенья И дела народов, мне чужих, Раскрывающие, чтобы слово Русское запечатлело их. Знать хочу. Прилежно и толково Переводчик делает свое, Но поэт, нужнее мне твое.
Мной воспитанный, в себе несущий Образ мой, ты можешь, не боясь, Их учить дороги. Вездесущий Дух у любознательности. Связь Всех частей земли и мне виднее Будет, если выучишься там Наблюдать. Я не хочу в идее Знания действительности. Сам Год за годом сравнивай, присутствуй, Вдумывайся, вглядывайся, чувствуй!..
Вглядываюсь, чувствую, и вот Из догадок главная: быть может, Провидение меня ведет В сердце самое Европы (что же И у нас без инока поймешь), Мы на опыте не столь печальном Видеть подлиннейшее сквозь ложь В братстве, несомненно идеальном, Все должны бы… Если, как плакат, Трое — дама, рыцарь и аббат —
Нас в века надежды и турниров И молитв зовут, — отцы и фра, Наших дней затворники, вампиров Обезвреженных — не та пора — Пусть напоминают. Мракобесье, Измельчав, на тысячи интриг Рассыпается, и странной смесью Добродушия, священных книг, Вдовьей клеветы, проделок мелких, Явного обилия в тарелках,
Весело дымящихся, — живут Нынешние, не греша убийством И кровосмешением, как тут Предки их грешили. Византийством Хитроумия утомлены, Тексты многие они и сами Позабыли, не томят их сны О подвижниках, и между нами В рясах обыватели ничуть Не были бы странными, не будь
Между ними иногда забавник, Чьи деянья учат каждый час Жить самоотдачей, как Наставник, И прощать клевещущим на нас… Лучшие страницы «Илиады» Кажутся пустым набором слов, Если нужно хлеба и пощады… Беглеца гостеприимный кров Согревал, и охраняла вера Старца нашего, его примера
Смысл. Кому же, зная наперед, Что награды здесь не будет, служит Через нас приор? Из рода в род К центру (или сердцу) все тому же, В первые и средние века И теперешние (просвещенья, Революций) не одна рука, Отстранив виновников гоненья, — Жертву изумленную ведет В то, что не обманет, не прейдет,
Догма — как скала для Алигьери. Сколько в ней пробоин с тех времен! Недоверчивые к старой вере, Ищем новой. А небес закон Не меняется, и должен каждый, Сотни раз чему-то изменив Лучшему, домучиться однажды До мольбы: спаси меня. Ты жив! Но религия от суеверья Много хуже честного безверья.
Как находят золотой обол, Кем-то не уплаченный Харону (И скелет из ямы не ушел), Так и мы, конечно (по закону Той же правды), наших в мир иной Не перенесем костей, и кто-то В будущем, склоняясь над плитой С надписью, подумает: «Охота Лгать себе: нехитрый человек Сказочками жил, как древний грек».
Ну а ты, потомок отдаленный, Ты узнаешь ли, зачем живем, Заменить сумеет ли ученый Наши мифы знанья торжеством? Или же и вы непостижимым, Как он опыта ни расширяй, Будете дышать и в нестерпимом Зле про ад, чистилище и рай Снова наши песни запоете, Не наивные — в конечном счете?..
Где любовь моя? в долине роз… Человека человек, утешил… Отчего же и в юдоли слез Пятый год мы (и в разлуке)? Вешал Человека человек и рвал На куски (на то и бомбы), пыток Было столько, что никто не знал, Как выносим… И грозит избыток Впечатлений доконать… Нет стен Верных. В лагере унылый плен
Проще судорожных ожиданий, Угрожающих кто знает чем (В келье хуже, чем в лесу). В кармане Паспорт итальянский, Ясно всем, Что не итальянец, но снабдили, Чтобы… «Впрочем, если уж придут, Вы на крышу»… да, отсюда… или В тот камин, а будешь пойман, тут И конец тебе…» И все на тему Бедствий… Утопая, за поэму
Ухватился я опять, она Помогала мне в тюрьме. Поможет И в монастыре… Пришла весна. Как всегда, пленяет и тревожит Милый птичий свист (твоих вестей Слабая замена). Как я счастлив, К партизанам уходя, полей Зелень новую увидеть, пляски Мотыльков, не знающих куда Мчащихся зигзагом, и труда
Верного, крестьянского — с природу Утешительный союз опять Мысленно благословить; породой Здешнего скота любуясь, взять Вправо через луг и перед цветом Вишен (розоватый — миндаля — Уж осыпался недавно) в этом Празднике, апрельская земля, Быть с тобой воистину единым, Любящим и благодарным сыном.
Дни ужасные для всех. Никто И ни в чем не может быть уверен. Вот беглец, укрывшийся пальто В поле под дождем; пройти намерен К пятой армии. Но пулемет Срежет. Вот еврей, холодным потом Обливающийся: вдруг найдет Немец… Или вот перед полетом Что-то выпил летчик молодой, Так, для храбрости… Но он домой
Не вернется. Полон впечатлений Жутких (за себя и за других), Должен я дневник вести без лени. Погляжу я иногда на сих Чернецов, католиков примерных, В полусвете всех Зеленых Ламп (Наших домыслов высокомерных И тщеславных, как иная вамп), И хотел бы верить по старинке В то, что вижу на цветной картинке.
Бог… Не дорасти, не досягнуть… Более чем все за словом этим. И на солнце не легко взглянуть, Прямо, не мигая… Ближе к детям, Ближе к патриархам! Сотворен Сотворивший: Сам из мглы духовной, Из народа ищущего Он Вырастал и вырос. Поголовно Все уже не могут не играть Роль в мистерии, где Сын и Мать —