— Циник несчастный! — обиделась Леоа и показала ему язык. — Бе-бе-бе!
Даже дразнясь, она была очень красива. Ну да, какой уж есть. Циник, как и все тележурналисты. Таковы требования рынка к этой профессии.
— Между прочим, я себя ни разу и на пиксель не подправила, — гордо заявила Леоа.
Для него осталось непонятным, хвалится она таким образом или пытается завязать с ним разговор на профессиональную тему.
— Так что на экране и на снимках я точь-в-точь такая же, как в жизни, и многим это кажется очень странным и необычным. Я хочу снять документальный фильм про то, как люди реагируют на подобные вещи. Не хочешь чего-нибудь выпить или перекусить? До поезда еще несколько часов.
Не дожидаясь ответа, Леоа развернулась и уверенно куда-то направилась.
Торби поспешил вдогонку, на ходу приказав: «Бэггинс, за мной!» — и его робот-носильщик, нагруженный багажом, последовал за ними. Все вещи журналиста по-прежнему можно было бы с легкостью сложить в один ящик не выше его самого.
— Ну, как поездка — удалась? — спросил Торби собеседницу.
— Да, мне очень нравится путешествовать по Марсу. Я ведь здесь уже шесть марсианских лет, то есть три земных года, и жизнь затворницы, ничего не видящей, кроме работы, явно не по мне. Сюда я приехала из Эйри-Зиро на ЭПКиТ.
— ЭПКиТ — это вроде бы название железной дороги? Я, видишь ли, давно не был на Марсе и не в курсе.
— Да, это железнодорожная магистраль, самая большая на планете: она соединяет станции Эйри-Зиро, Полюс, кратер Королева и Тарсис — сокращенно получается ЭПКиТ. По такому маршруту всегда ездят туристы, если прилетают на Марс по однодневной путевке. Мы с тобой тоже поедем по этой дороге до кратера Королева. Представляешь, она проходит по краю ледяной шапки северного полюса. Прямо не верится, что скоро магистраль перестанет существовать, хотя, быть может, ее превратят в достопримечательность для дайверов или станут с ее помощью заселять дно различными видами животных. Но все равно жаль.
— Если уж мы собираемся спорить, — иронично заметил Торби, — может, снимем нашу беседу на камеру? Или на нас странно посмотрят?
— На Марсе — нет. Тут полно туристов, поэтому знаменитостей здесь замечать не принято. В любом случае тебя, скорее всего, не узнают — ты уже не такой, как на снимках, сделанных в юности, которые мне попадались.
— Я фотографировался в скафандре, так что лица там все равно не разглядеть, — парировал Торби. — А в своих документальных фильмах я вообще предпочитаю не появляться в кадре. Так что беспокоиться стоит только тебе.
В ответ Леоа опять показала язык.
— Бе-бе-бе! Не такая уж я и знаменитость. Среди всей этой толпы вряд ли найдется полсотни людей, которые видели мои передачи. Впрочем, мне кажется, если мы снимем один эпизод интервью здесь, это может стать для нас бесплатной саморекламой. Позову-ка я своих сталкеров.
Журналистка трижды негромко свистнула.
В корпусе ее носильщика открылся люк. Оттуда сначала выглянула металлическая голова сталкера на длинном стержне, затем выпрыгнул первый сталкер и покатился перед ними, осуществляя фронтальную съемку. Еще четыре сталкера, напоминающие игрушечных мышей на ходулях с колесиками, выбрались наружу и окружили Торби и Леоа, направляя на них свои камеры. Сталкеры снимали каждый их шаг и двигались быстро и бесшумно, ведь их сенсорная система позволяла им идентифицировать и преодолевать любые препятствия.
— Я хочу произвести на зрителей впечатление искренней и весьма привлекательной особы. Ты уж тоже постарайся, сделай умный и проникновенный вид.
— Постараюсь. Хотя пока что, мне кажется, вид у меня такой, будто я очень смущаюсь и к тому же страдаю от запора.
Леоа удивительно хорошела, когда смеялась. Вообще она оказалась гораздо привлекательнее, чем Торби ожидал. Они спустились по широкой лестнице на большую террасу, которой оканчивалось северо-западное крыло вокзала, и сели за столик у окна — оттуда открывался вид на северо-западный склон горы Олимп, древнее лавовое озеро и базальтовые пустоши, так называемые сульчи, на его дальнем берегу.
— Я думаю, наши предки сочли бы большинство деяний современного человечества полным сумасшествием, — сказала Леоа, — а нам, со своей стороны, приятно осознавать, что некоторые из их творений нам все же понятны.
— Хочешь, чтобы я ответил что-нибудь умное, а потом включишь эту беседу в свой документальный фильм?
— А ты совсем не способен на экспромт. И это хорошо видно по твоим съемкам.