Век назад казачий пятидесятник Владимир Атласов с товарищами прошел ее впервые всю, до самого мыса Лопатки на южной оконечности. А немного спустя штурманы Иван Евреинов и Федор Лужин положили ее на карту с градусной сеткой. Крузенштерн вспомнил о долгих беседах в Ревеле со своим однокашником Яковом Берингом, внуком знаменитого командора, основавшего Петропавловск. Да и как было не вести эти беседы, если Яков Беринг в чине мичмана входил в состав несостоявшейся экспедиции Муловского. Жаль Берингова внука, не довелось ему увидеть Камчатки, погиб в турецкую кампанию…
Крузенштерн рассматривал берег в подзорную трубу и видел в крепостце необычайное движение: солдаты наводят на корабль пушки, подкатывают ядра. Что такое? Ах, да! «Надежда» — первый корабль из европейской России в здешних водах. Неудивительно, что его принимают за иностранный и готовятся к обороне.
Тотчас же на судне взвивается андреевский флаг. Солдаты в крепостце восторженно вскидывают вверх надетые на штыки треуголки и отчаянно размахивают ими. Дождались-таки корабля с далеких берегов Балтики. Гремит пушечный салют — одиннадцать залпов. Не успевают затихнуть их раскаты, Крузенштерн приказывает ответить столькими же залпами корабельной артиллерии.
— Шлюпки на воду!
Всем не терпится сойти на родную землю, обнять соотечественников. Комендант крепости майор Крупский вытирает слезы. И тут неожиданно выступил на сцену Резанов. Облаченный в шитый золотом камергерский мундир, в блеске орденов св. Анны и Мальтийского креста, он производил весьма внушительное впечатление. Вручая свои официальные бумаги майору, он заявил, что отстраняет от командования судном капитан-лейтенанта Крузенштерна и требует заключить его под стражу. Нет, не простил ему камергер, что поступил он по-своему, повел судно в Петропавловск, минуя Японские острова.
Крупский долго читал пергамент, потом просто рассматривал его со всех сторон — видно, впервые держал в руках столь важный документ. Возвратив пергамент Резанову, он долго еще молчал, потом, наконец, произнес:
— Я немедля снесусь с губернатором Камчатки генерал-майором Кошелевым, полагаю, что он примет правильное решение в таких необычных обстоятельствах. Пока же, не имея на то полномочий, не волен я заключать под стражу капитан-лейтенанта флота и кавалера. Да и правду молвить, — Крупский неожиданно улыбнулся, — содержать под стражей кого бы то ни было здесь нет никакой надобности. — Майор обвел широким жестом окрестные сопки, бухту с ее зеркальной гладью и «Надеждой», грузы с которой матросы уже принялись перевозить на берег по распоряжению Ратманова. — Видите, господа? Бежать здесь некуда, да и не на чем.
Тягостное молчание, сменившее радостное оживление встречи путешественников, нарушил взволнованный голос Крузенштерна:
— В обстоятельствах сих не имею более ничего делать, как только отправить графу Румянцеву и морскому министру Мордвинову мое прошение об отставке. С фельдъегерской почтой! — Он демонстративно удалился в дом майора Крупского.
Но несмотря на столь неприятное происшествие, вечером в самом поместительном комендантском доме состоялось шумное празднество, начались танцы. Приход «Надежды» на Камчатку и гарнизон крепости и моряки справедливо расценили как событие во всех отношениях знаменательное.
Праздничное настроение застал и спешно приехавший в Петропавловск из Нижнекамчатска генерал-майор Кошелев. Встревоженный сообщением Крупского, он очень спешил. Но здесь, в Петропавловске, вздохнул с облегчением. Умудренный житейским опытом, Кошелев сразу же понял суть конфликта. Допущена ошибка! Двум людям доверено решать судьбы столь важной экспедиции, и каждый понимает свои права по-своему. И Кошелев постарался направить силы и энергию обоих руководителей на то, чтобы как можно лучше подготовиться к плаванию в Японию. Этому же посвятил и собственные помыслы. Туго, очень туго с продовольствием на Камчатке, но экспедиции нужна отменная провизия, особенно мясо. И Кошелев распорядился доставить в Петропавловск откормленных бычков. Он же рекомендовал черемшу и хвою как отличные противоцинготные средства.
Здесь, на Камчатке, произошел и крутой поворот в жизни Лангсдорфа. Перед отправлением «Надежды» в Японию его пригласил камергер Резанов. Он приступил к делу со свойственной ему прямотой.
— Не смею ценить ваших ученых талантов, но основательность ваша в заключениях вкупе с предприимчивостью особливо мне по душе приходятся. Кроме природного немецкого, владеете вы французским, аглицким, латинским языками. Сверх всех этих талантов вы и медик практический…