Когда старший лейтенант Вениамин Иванович Самочадин снова заступил дежурным по кораблю, меня назначили к нему рассыльным.
— Это вам полезно, — пояснил он. — За сутки узнаете корабль так, что потом с завязанными глазами пройдете по всем отсекам. Василий Петрович — голова. Так что считайте: с командиром «БЧ» вам просто повезло.
Я уже давно сообразил, что у старшего лейтенанта Самочадина и капитан-лейтенанта Холмагорова какие-то особые отношения, и они мне нравились. И на сей раз догадался, что не случайно меня поставили рассыльным именно к Самочадину. Несмотря на то что он явно одобрял мою привязанность к боцманской дудке, щадить меня на этом основании он отнюдь не собирался.
С момента заступления на вахту и до отбоя я ни разу не присел. Лишь после двенадцати ночи удалось прилечь на топчан. Но беспрерывно над ухом трезвонили телефоны, дежурный выслушивал доклады и передавал в вышестоящие штабы или оперативному разные сведения. Три часа полусна не освежили, а, наоборот, окончательно расслабили меня. Снова заныл было шов, но я тут же забыл, о нем, потому что без четверти четыре надо было будить очередную смену вахт. Почти всех заступающих на дежурства и вахты подняли дневальные по кубрикам, мне оставалось разбудить мичманов и старшин. Дважды меня крепко обругали: разбудил не тех, кого надо.
В шесть утра — подъем.
Весь день я носился по кораблю как угорелый, твердо помня, что в Корабельном уставе соответствующая статья гласит:
«Все распоряжения рассыльный исполняет бегом. Если рассыльный не находит лица, к которому послан с поручением, он обязан немедленно обратиться за указаниями к лицам дежурной или вахтенной службы».
— Рассыльный, найдите старшину первой статьи Гогоберидзе, пусть идет получать медикаменты.
Гогоберидзе полагается находиться в корабельном лазарете, но больных там сейчас нет, с разрешения врача старшина мог и отлучиться. Однако корабельный врач сошел на берег именно за медикаментами, у него не спросишь. В старшинской каюте Гогоберидзе тоже нет. Стало быть, надо объявить по трансляции. Но тут новая вводная:
— Рассыльный! К командиру!
Придется с розыском Гогоберидзе повременить, но как бы о нем вообще не забыть, водитель «уазика», доставивший медикаменты, уже начинает нервничать.
— Рассыльный, проводите корреспондента журнала к замполиту!
Видать, корреспондент — человек бывалый, сам хорошо ориентируется в хитросплетениях трапов и люков, на ходу выспрашивая меня о классовом происхождении и первых впечатлениях о флотской службе. К счастью, заместитель командира корабля по политической части капитан-лейтенант Молоканщиков оказался на месте, и я с облегчением сбагриваю ему этого назойливого корреспондента.
— Рассыльный! Передайте боцману, чтобы принимал водолей с правого борта.
И так без конца. Я уже облазил все отсеки от ахтерпика до форпика, у меня сложилось твердое убеждение в том, что я самый нужный человек на корабле.
Между прочим, в том же Корабельном уставе записано:
«Рассыльный назначается из числа матросов в распоряжение дежурного по соединению, дежурного по кораблю и вахтенного офицера. Они дают ему задание в тех случаях, когда приказание, доклад или сообщение не может быть передано по внутрикорабельным средствам связи».
Корабль хорошо радиофицирован, и все общие команды отдаются по трансляции. Почти во всех помещениях есть телефоны, переговорные трубы. Отлично действует звонковая сигнализация. И все-таки без рассыльного не обойтись. Ну, в самом деле, не пошлешь по радио или по телефону суточную ведомость или того же корреспондента!
В рубке дежурного по кораблю тесно и шумно. Почти непрерывно звонят телефоны, старший лейтенант Самочадин едва успевает отвечать. То и дело кто-нибудь чего-нибудь запрашивает или докладывает.
— Прошу разрешения вскрыть пороховой погреб.
— Остановлен второй дизель-генератор.
— Товарищ старший лейтенант, прикажите дать в душевую пар.
— Дежурного по низам просят в турбинное отделение.
— Товарищ дежурный, обед готов, прошу разрешения принести на пробу…
Старший лейтенант Самочадин снимает пробу, дает «добро». Теперь ему не надо отлучаться в кают-компанию, и он отпускает меня на обед на пятнадцать минут. Успеваю заглотить его за десять, остальные пять сижу, откинувшись на переборку, вытянув ноги. Чувствую, как по всему телу растекается блаженная истома, и предвкушаю несуматошность «адмиральского часа».