Пока мы шли Белым морем, видимость была хорошая, лишь у Зимнегорского маяка стало слегка забрасывать туманчиком, но потом снова стало ясно. Возле Поноя мы получили семафор с берега: остановиться и ждать еще одного конвоира. Отдали мы якоря на внешнем Понойском рейде, на параллели мыса Корабельный. Я тогда еще, помню, подумал: «Значит, обстановка на море невеселая, коль начальство боится одному мне «Северный ветер» доверить, коллегу подсылает». Сходил на берег. Там начальник наблюдательного пункта рассказал мне, что, судя по последним данным, немецкая эскадра во главе с линкором «Тирпиц» вышла из Альтен-фиорда в Норвегии в неизвестном направлении.
Но выход ли немецкой эскадры на поиски легкой добычи был причиной тому, что мне давали подмогу? Думаю, что нет. Что могли сделать два тральщика против линкора? Причину и сегодня не знаю.
Болтаемся с моим подшефным на якорях, течением нас вертит помаленьку, обозреваем крутые, отвесные берега в устье реки Поной, маленькие гранитные островки, что поблизости, будку желтого цвета со столбом для сигнального огня на горе и прочий унылый пейзаж. Вдруг видим дымок со стороны острова Моржовец. Шпарит к нам какой-то корабль. Все ближе, ближе, и, наконец, в бинокль я различаю знакомый тральщик.
Очень мне хотелось, чтобы я обознался! Но пригляделся я к нему еще раз — так и есть: тот самый. А надобно вам сказать, что командовал им… ну, да что там душой кривить, Дмитрий Галышев, тоже черноморец, но мой личный недруг. Словом, когда-то он отбил у меня невесту. Вы знаете, такое не прощается, тем более что я крепко любил ее, психовал потом, глупостей наделал, на Север попал по этой причине. И хотя все развеялось со временем, а все же ныло мое сердце, когда я встречал их вместе с дочкой на улицах Архангельска. Как увижу Лизу на проспекте Чумбарова-Лучинского, где они жили, так сразу и «отрабатываю задний ход», лишь бы не встретиться. Только доски щелкают за мною на тротуаре.
Словом, не тронь старых ран…
Чужое-то счастье не всегда приятно наблюдать, особенно коли его у тебя же самого из-под носа увели, да еще по собственной глупости.
Так вот, здесь, на внешнем рейде Поноя, очень не хотелось мне встречаться с капитаном Галышевым. Случись это сейчас, скажем, снялся с якоря — и будь здоров! Но война не признает личных переживаний и уязвленного самолюбия. Встретил я Галышева на мостике чин чином, принял от него рапорт, что он прибыл в мое распоряжение для совместного сопровождения парохода «Северный ветер». Даже руку ему протянул.
Обменялись мы с Галышевым необходимыми формальностями. Выяснили, как будем поддерживать связь, если на море упадет туман, и что будем делать для того, чтобы не потерять в тумане самое дорогое теперь в нашей жизни — сданный нам под совместную охрану транспорт «Северный ветер».
Уже сделав два шага к трапу, чтобы спуститься к шлюпке, Галышев задержался и тихо, так, чтобы не слышали моряки, по-приятельски сказал мне, что обстановка на море «пасмурная».
Не могу сказать, что в этих словах Галышева мне послышалось проявление робости. Отнюдь нет! Я считал и считаю его храбрым человеком. Однако война есть война.
Поэтому я довольно резко оборвал Галышева, приказал, как старший в конвое и на рейде, быстрее отправляться на корабль и, знаю, оставил в его деликатной душе тяжелый осадок.
3
— Коль, послушай, дай-ка я расскажу немного про тот рейс, — прервал я Субботина. — Я ведь был тоже там и кое-что помню.
— Конечно, ты же шел на «Северном ветре». Давай рассказывай, а потом я перехвачу у тебя руль, — согласился Субботин.
— В Арктике во время войны я оказался впервые и, надобно сказать, довольно смутно представлял себе, как выглядит она в военное время, — начал я.
Кое у кого из наших соотечественников создалось обманчивое представление, что в то время, как на фронте гремят пушки и льется кровь, в Арктике тишь да гладь да белые медведи карабкаются лениво по айсбергам. И страшнее их там зверя нет.
Но стоило мне взобраться по штормтрапу на палубу «Северного ветра», стоявшего на якоре посреди Двины, я понял, что в нашем рейсе возможно всякое. Военный помощник капитана — маленький резвый лейтенант — проверял пулеметы, задравшие свои рыльца к небу, ракетную установку на корме и пушку-трехдюймовку, установленную на носу в особом гнезде.
Старший помощник тем временем показывал в салоне двум буфетчицам, как они будут на плюшевых диванах укладывать раненых. Больше всего, помню, его беспокоило, чтобы буфетчицы не отвлекались и не высовывали носы на палубу. «Бомба, она, если захочет, всюду вас найдет: и на палубе, и в салоне, и в кочегарке. Поэтому не надо суетиться, паниковать, при любых тревогах свое дело продолжать надо!» — так советовал он им накануне отхода.