4
— Погоди, Саша. Руль беру я, — остановил меня Субботин. — Все, что ты рассказал, в общих чертах верно. Лодка подняла перископ почти у самого борта «Северного ветра». Ясно, что первым заметил перископ Варгаев, а не мы, военные моряки. Мог ли ускользнуть от торпеды Галышев? Возможно, мог бы! Если бы, увидев сигнал, поднятый на «Северном ветре», Галышев, не дожидаясь моего приказания, самостоятельно сразу же перешел на противолодочный зигзаг, то все, пожалуй, обернулось бы иначе. Однако хотя он сам в прошлом и служил в торговом флоте, но на этот раз с недоверием отнесся к сигналу Варгаева. Подумал, наверное: «Эх, труханули «торгаши», разволнованные невеселыми напутствиями на «конференции», и сейчас любой топляк за перископ готовы принять!» Подумал и замешкался. Когда же я ему просемафорил перейти немедленно на противолодочный зигзаг, он не смог, естественно, определить сразу, где был замечен перископ, и начал зигзаг с поворота влево, а не вправо, как требовала обстановка. Один этот поворот и решил участь его корабля… Не могу я спокойно рассказывать об этом…
Думаю, вы понимаете сами мое положение. С одной стороны, прямой безоговорочный приказ командования. Если его перевести на житейский язык, он прозвучит примерно так: «Довести в сохранности транспорт, доставить на остров все, что погружено в трюмы. Отвечаешь за транспорт головой, и никаких отклонений!» На палубе «Северного ветра» стояли в ящиках три боевых самолета, в трюмах — пушки, снаряды, тринитротолуол. Без всего этого трудно было бы обороняться в Арктике, где фашисты тоже пытались поднять голову.
Но на борту «Северного ветра», кроме команды, находились еще и пассажиры: среди них женщины, дети. Больше двухсот человек пассажиров, и было бы очень плохо, если бы они «замочили ноги».
В районе, где находились мы, действительно шаталось около двадцати фашистских лодок. Три из них всплывали на зарядку аккумуляторов — воздушная разведка установила это точно — на нашем курсе. Судя по всему, они сознательно блокировали остров Обманчивый, видимо, догадывались, куда мы идем. Нам надо было прорываться и только прорываться!
Таким образом, все сводилось к одному: оставлять «Северный ветер» нельзя. Задерживать его тоже нельзя. Сбавлять его ход нельзя! Наоборот! Надо было выжимать из его машины все. Вперед и только вперед! Сейчас все решали скорость хода, противолодочный зигзаг, отличное наблюдение, безотказная работа артиллеристов и всего вооружения транспорта, точные действия единственного оставшегося конвоира. Формально меня никто не осудил бы, если бы я пошел вперед с «Северным ветром». Ведь именно так предписывал приказ!
А с другой стороны, позади нас на обломках тральщика Галышева, застигнутые врасплох ударом торпеды и, возможно, обваренные при взрыве паровых котлов, плавают наши советские люди. Плавают мои боевые товарищи. Я знал, что многие — без спасательных поясов. И хотя командование советовало нам дружить с поясом, не привилась у нас, североморцев, как-то дружба эта. Да и помогли бы эти самые пояса в подобной переделке? Вы же знаете баренцеву воду. Посреди Черного моря летом можно лежать на спинке на воде, задрать лапки кверху и предаваться часами воспоминаниям из золотого детства. Арктика к этому не располагает.
Все, о чем я вам рассказываю сейчас, в тихой мирной домашней обстановке, там, у себя на мостике, я передумал в течение одной-двух секунд. Все это пронеслось в моем мозгу мгновенно. Я и до сих пор понять не могу, по воле каких именно законов высшей нервной деятельности человеческое сознание в критические минуты способно работать так быстро и так четко.
…И все-таки я решил на время покинуть «Северный ветер»! Грудь в крестах или голова в кустах, как говорят в подобных случаях солдаты. Я дал семафор Варгаеву следовать самым полным ходом генеральным курсом на противолодочном зигзаге, а сам повернул назад. Сразу мы стали сбрасывать глубинки. Белые султаны вырастали за кормой. Тут же я дал приказ пушкарям бить из орудий приблизительно по тому месту, где нырнул перископ. «Надо заставить лодку отсиживаться под водой! — решил я. — Пусть и носа показать не смеет. А мы, глядишь, ее ущучим».