— Винты и рули осмотрели, — начал он. — Дело дрянь, хуже не придумаешь. Своими силами отремонтировать нельзя. Лопасти винтов срезало, как бритвой, одни ступицы остались. Рули заклинило, валы погнуты. Удивляюсь, как выдержали корпус и уплотнения. По идее седьмой отсек должен быть затоплен. Будем считать, что нам крупно повезло.
— Да-а, действительно крупно повезло. Так и тянет покойницкой от такого везения. Положение хуже губернаторского. Впрочем, выход как будто есть: лодку затопить, спустить шлюпки транспорта, погрузить в них людей, оружие — и на берег. Это, пожалуй, единственный шанс…
— Товарищ командир, — крикнул акустик, — со стороны порта идет небольшое судно, скорее всего, буксир. Приближается медленно.
— А ну, живо лишних вниз и приготовиться к срочному погружению! Пять человек с автоматами ко мне. Быстрее. Комиссар, бери людей, прячься в рубке и по ходу дела разберешься, что и как. Но прошу поосторожнее. Без надобности не встревай. Если все обойдется, постучишь по борту транспорта, мы услышим и всплывем.
— Может, Ирму оставить с нами? Ведь я в немецком не ферштейню.
Мгновение подумав, командир отрицательно мотнул головой:
— Не стоит по мелочам ставить ее под удар. У нее есть какое-то задание. Понадобится допрашивать фрицев — сделаем это попозже. Ну, действуй.
Замполит, штурман и пять моряков спрятались в кормовой надстройке. Тут располагалась кладовая шхиперского имущества — терпко пахло краской, смоляными канатами, там и сям валялись бухты тросов, тюки ветоши, бидоны и банки, в углу были навалены пробковые спасательные нагрудники.
«Щука» медленно, почти беззвучно исчезла с поверхности, словно растворилась среди кипения пузырьков воздуха в маслянистой воде.
Через стекло иллюминатора кладовки подводникам было видно, как к накренившемуся «Герману Герингу» подошел портовый буксир. За его кормой забурлила вода — гася инерцию, дали задний ход. Затем буксир приткнулся к корме судна, зашипел паром и замер. Какой-то человек, перемахнув через леера, спрыгнул на судно и закрепил швартов; потом еще один, более плотный и высокий, тяжело перелез через фальшборт, огляделся и, косолапо расставляя ноги, направился прямо к двери надстройки, где прятались подводники. Не доходя метров трех, остановился, обернулся и что-то крикнул.
Долматов в темноте нащупал плечо штурмана и сказал на ухо:
— Если войдет, сразу хватайте и втягивайте внутрь. Не давайте кричать.
— Понял, товарищ старший лейтенант. — Штурман придвинулся к полуоткрытой двери и о чем-то зашептался со стоящими по обе ее стороны матросами.
Мужчина на палубе, не дождавшись ответа, махнул рукой и не спеша пошел к двери. У самого входа замешкался, споткнувшись о комингс, затем, тяжело сопя, протиснулся внутрь.
Несколько пар рук крепко схватили его, в то же мгновение в рот запихнули кусок ветоши и прижали к стенке кладовой. Долматов включил карманный фонарик. Луч осветил круглое, окаймленное седой короткой и курчавой бородкой лицо, выпученные светло-голубые глаза. Широко раздувались ноздри коротковатого, немного курносого носа. Морская фуражка слетела во время схватки, обнажив седую голову. Было видно, что это не немец.
— Освободите ему рот. Да будьте наготове. Пикнет — прикладом по черепу. — Старший лейтенант нагнулся к самому лицу моряка. — Кто вы и сколько людей на буксире? Да без шума — успокоим навсегда.
Человек облизал губы и с сильным акцентом произнес:
— Боцман я на буксире. Латыш. Там девять человек.
— Немцы есть?
— Два эсэсовца. У шкипера сидят в салоне.
— Зачем пришли и кто послал?
— Приказ портовых властей организовать охрану и выставить огни. Транспорт мешает: затоплен на фарватере, а завтра ожидается выход из порта нескольких судов. Руки-то отпустите, больно. — Мужчина шевельнул сильными плечами.
— Спокойно. И ни звука! Мы шутить не намерены. Надеюсь, поняли, кто мы?
— По форме наши, только странно, откуда вы тут взялись…
— Ну, это еще как сказать, ваши или не ваши, а откуда взялись — не важно. Кто второй, который сошел вместе с вами, маленький, худощавый?
— Матрос. Мой племянник, надежный парень. Он свой.
— Посмотрим. Позовите его сюда, да предупреждаю — без фокусов. Нам терять нечего.
— Сейчас, сейчас. Но не трогайте его, умоляю вас. Он совсем мальчишка, сын сестры, сирота. Мать умерла, а отец на фронте — давно никаких известий.
— Ладно, зовите, не тронем. Боцмана подтащили к двери.
— Юрген! — крикнул он. — Юрген, иди-ка сюда!