— Не знаю, такой приказ, — пожав плечами, сказал капитан-лейтенант.
— Но при чем здесь мы? — опять спросил инженер-капитан второго ранга.
Он был прав, он был инженер-механиком и ничего не понимал ни в минах, ни в авиабомбах. И вообще не дело было руководителю технического обслуживания кораблей почти всего флота заниматься разрядкой бомбы, но… Внешне все это выглядело так, что я не мог подавить улыбку. Взгляд моего начальника упал на меня.
— Вот вы смеетесь, товарищ старший инженер-лейтенант. Ну и идите вместе со старшиной!
— Есть! — отчеканил я, еще улыбаясь.
Мы вышли в коридор — главстаршина, я и дежурный.
— Зайдите, запишите адреса родственников, — как само собой разумеющееся, сказал капитан-лейтенант.
Мы зашли в дежурную комнату и записали в вахтенный журнал: я — адрес родителей, находящихся в эвакуации; старшина, поколебавшись, адрес какой-то женщины.
— Жена? — спросил я.
— Не совсем, — помялся он.
— Пошли, — сказал я.
— Адмирал пообещал минеру — «знамя», механику — «звездочку», — доверительно сообщил мне дежурный.
Мы махнули руками — ладно, мол, — и вышли в затемненный порт.
Громада танкера растянулась чуть ли не на всю длину бухты. Стоявшие вдоль причалов эскадренные миноносцы, тральщики, не говоря уже о морских охотниках, казались маленькими и незначительными по сравнению с танкером. Если он взорвется и выльется нефть, она наверняка вспыхнет на воде — и на других кораблях могут начаться пожары. Да и для вражеской авиации лучшего ориентира не придумать…
— Где? — спросили мы командира танкера, который встретил нас у трапа.
— Пойдемте.
Он провел нас к большой овальной дыре в палубе, затем мы вместе с ним спустились в машинное отделение. На первый взгляд здесь вроде бы ничего и не произошло. Никаких разрушений. Блестели надраенные поручни, внизу отливали рифленым металлом паёлы машинного зала.
— Вот, — показал командир корабля на чуть ли не в рост человека отверстие в переборке. — Там лежит.
Мы заглянули в пробоину. Ничего не было видно.
— Дайте лампочку, — распорядился я.
Матрос подал переносную лампу. Мы со старшиной заглянули в пробоину.
— Ничего кабанчик… — процедил главстаршина.
Сравнение было точное. Как спина огромного дикого кабана, разлегшегося в жаркий день в иле, блестела поверхность металлического цилиндра, на две трети диаметра утопленного в соляре.
— Да-а… — протянул я.
— Что будем делать? — спросил командир, когда мы отошли от пробоины.
— Пойдемте обсудим, — сказал я.
Поднимаясь по трапу, я все думал: почему она не взорвалась? Если она замедленного действия, то может рвануть в любое мгновение. Что произойдет, если она взорвется? Я припомнил еще свежие в памяти лекции профессора Иванова о разрушениях при взрывах снарядов по опыту первой мировой войны. Конечно, здесь сила взрыва будет больше, чем у двенадцатидюймового фугасного снаряда. Во всяком случае, не меньше. Значит… Я подсчитал в уме примерный радиус разрушения и его масштабы. Танкер может переломиться, перевернуться, загореться… Люди… Жизни…
— Чертеж корабля у вас есть? — спросил я командира, когда мы, то есть командир и комиссар корабля, начальник ПВО базы, механик корабля, главстаршина и я, собрались в каюте, отстоящей метров на сорок от бомбы.
Принесли чертеж. Я отметил на нем место, где лежала бомба.
— Аварийные партии и всех людей отвести сюда. — Я указал отсеки, которые, на мой взгляд, находились в сравнительной безопасности. — Вызвать два спасательных буксира. Провести в машину полевой телефон… Аварийное освещение… Какой вам необходим инструмент? — спросил я под конец главстаршину.
— Мне бы разводной ключ, — ответил тот. — Да ладно, там в машине найду что-нибудь…
— Тогда, как только проведут телефон, начинайте.
— Ну, я пошел, — сказал главстаршина.
Он вышел как-то совсем обыденно, просто исчез в дверях каюты, и все. А я и сейчас еще краснею, когда вспоминаю, что при нас так просто человек ушел на почти верную смерть. Никто с ним не попрощался, ничего не пожелали, не ободрили. Но может быть, это было лучше прежде всего для него самого?
Через несколько минут запищал полевой телефон, и в трубке послышался спокойный голос старшины:
— Начинаю разрядку…
Мы сидели в бездействии в каюте, и каждый из нас ждал. Ждали не только мы, но и все люди на корабле, стоящие у механизмов, на боевых постах. В любое мгновение это могло случиться. Во всяком случае, я представлял себе это очень ярко. Нас подбросит вверх, в подволок, швырнет на палубу. Иллюминатор заволокет дымом, потом в нем замелькают отблески пламени. Пол в каюте полезет вверх или набок; скорее всего, нам придется подниматься не с него, а с переборки. Затем мы будем ждать доклады боевых постов. Они придут. Должны прийти. А может быть, телефоны не будут звонить совсем, так как линии будут перебиты. Вместо их гудков в командный пункт будут вбегать окровавленные рассыльные с докладами о разрушениях и потерях. Фантазия услужливо подсовывала картины одну страшнее другой.