В полдень остановились на привал. На небольшой полянке среди высокой, в рост человека, травы стояла заброшенная рига, к которой подступал буйно разросшийся ольховый подлесок. Костров не разводили, закусили сухарями и мясными консервами и кто где мог примостились отдыхать.
Командир сидел на плащ-палатке и задумчиво грыз соломинку. Еще прошлой ночью они видели в той стороне, куда шел отряд, сполохи артиллерийских взрывов, и оттуда доносился глухой отзвук канонады. А сейчас они подошли к передовой вплотную. Ольштынский с нетерпением ждал, когда возвратятся разведчики во главе с лейтенантом. Долматов лежал рядом, опершись на локоть согнутой руки.
Наконец из кустов показались разведчики.
— Наконец-то! — Ольштынский вскочил и смахнул приставшую к брюкам солому. — Докладывайте, что там делается! Или лучше прямо изобразите вот здесь, на обороте карты. Рассказывай, штурман.
— Мы подошли почти к самому переднему краю… — Лейтенант карандашом нарисовал маршрут разведчиков и позиции противника. — Тут, чуть восточнее того места, где мы находимся, очевидно, стык двух частей. Кругом болота, почти непроходимая топь, камыши, руку поднимешь — не видать. Дальше на песчаных взгорках окопы, линии укреплений, проволочные заграждения, а в лесу доты и артиллерия. Танков поблизости не заметили. Вот здесь склады боеприпасов. Очень много ящиков, в каких обычно хранят патроны и снаряды. Охрана хотя и сильная, но впечатление такое, что с этой стороны немцы ничего не опасаются, все внимание вперед, где проходит оборона. Вот здесь блиндажи, а дальше, сдается, уже позиции наших. Огневая активность слабая: бросят десяток мин или снарядов с обеих сторон и молчат. Изредка завяжется короткая перестрелка — и опять затишье. Ничейная полоса метров двести, местность ровная, открытая, избитая воронками, — прямо лунный ландшафт. Днем не проскочить. Наши ничего не знают, и мы можем оказаться между молотом и наковальней. Вот дислокация огневых точек и график смены часовых. Мое мнение: прорываться именно на этом участке. Спуститься той же дорогой, какой мы подбирались. Скопиться в лощине, подстраховывая друг друга, и вперед. Бушлаты на проволоку — и баста. Но делать это следует ночью — днем все как на ладони, щелкай на выбор.
— Ну что ж, сведения полные. Какой талант, штурман, потеряла войсковая разведка в твоем лице! — засмеялся капитан-лейтенант. — Молодцы, идите отдыхайте, а мы потолкуем кое о чем с комиссаром…
Офицеры и старшины собрались в дальнем углу риги. Подняв тучи отдающей прелью пыли, чихая в ладони, уселись на брошенные на солому бушлаты.
Командир после сообщения о данных разведки объяснил план прорыва. Отряд разбивался на три части. Первая во главе с лейтенантом подбиралась к складам, без шума снимала охрану, и склад взрывали. Вторая — основная группа, которую вел командир, — ударяла напрямик с тыла по блиндажам, забрасывала траншеи гранатами и, выскочив на ничейную землю, залегала на ее середине, прикрывая прорыв остальных. Группа Долматова должна была подстраховать первую группу и потом прорываться вместе с ней. Выступление назначили на двадцать три часа, когда, по словам разведчиков, до смены караула остается совсем немного и уставшие часовые не столь бдительны. Сигнал к прорыву — белая ракета.
Едва стемнело, случилось непредвиденное событие. К командиру прибежал матрос из второй группы и сообщил, что боевое охранение их группы задержало трех человек, одетых в советскую форму. Их захватили, когда они пробирались к немецкому складу и столкнулись нос к носу с нашей засадой. Неизвестные оказали яростное сопротивление, и лишь благодаря внезапности нападения на них и явного преимущества моряков обошлось без потерь и относительно бесшумно. Задержанных доставили к Ольштынскому.
Перед ним стояли трое ребят в пятнистых плащ-палатках и касках.
— Кто вы такие и как сюда попали? — строго спросил командир у солдата, из-под каски которого выглядывал кусок грязного бинта.
— А вы кто? И тоже как тут очутились? — вопросом на вопрос ответил неизвестный.
— Сейчас я вас спрашиваю, а не вы меня, тем более говорите с офицером советского флота.
— А чем докажете? Море отсюда эвоно, ого-го где. — Боец передернул связанными руками. — А любую форму нацепить дело недолгое.
Его друзья засмеялись.
— Вот мои документы. Я капитан-лейтенант Ольштынский, командир подводной лодки «Щ-17», прорываюсь к своим. Ясно?
— Теперь ясно. — Солдат повернулся к товарищам. — Свои это. Ну а мы, — обратился к командиру, — из десятого амфибийного батальона, случайно отбились в лесу во время десанта. Обнаружили склад фрицевский, взорвать намеревались, а тут ваши навалились.
— Развяжите их, — приказал Ольштынский, — верните оружие, и пусть поступят в распоряжение штурмана, в ту группу, которая пойдет взрывать склад, — ребята, видно, толковые.
Солдатам развязали руки, и они, тихо переругиваясь с моряками, очевидно вспоминая не совсем вежливое обращение, скрылись в кустах.
— Сейчас же начать подготовку к прорыву, — приказал командир. — Все делать, как наметили раньше. Если есть вопросы, задавайте…
Когда совсем стемнело, группы вышли на исходные позиции. Над линией фронта то здесь, то там взлетали в черное небо ракеты. Как гигантский стебель цветка, они замирали, затем стебелек гас, а сам цветок, озаряя округу серебристым светом, устремлялся к земле.
Ольштынский подполз к Долматову и осторожно тронул его за плечо:
— Коля. У меня к тебе, понимаешь, просьба. Все может случиться, поэтому обещай, пожалуйста, если со мной что произойдет, позаботиться насчет Ирмы. Настоящее ее имя Ирина Калнинь. Наведи справки, в общем, разберись и, если надо, помоги. Добро?
— Обещаю, командир. Но мне кажется, что ты сам этим займешься, после того как к своим проскочим.
— Спасибо, ты настоящий друг. Давай начинать?
Не успел замполит отползти и сотни метров, как из того места, где они только что беседовали с командиром, с глухим хлопком, шипя взмыла белая ракета.
Разорвалась, шарахнулась, раскатилась в разные стороны тишина. Дружно застрочили автоматы, яркими вспышками стали лопаться взрывы гранат, замелькали фигуры бросившихся на врага моряков. Разрывы, выстрелы и крики слились в один протяжный гул.
Спустя несколько минут там, куда ушла группа штурмана, поднялся огромный столб огня. Волнами заколебалась земля, по ушам ударил тугой грохот.
Долматов облегченно вздохнул и, вскочив на ноги, крикнул:
— Вперед! Отходить к своим!
Моряки поднялись и, прыгая через воронки, побежали туда, где залегла, прикрывая их огнем, группа капитан-лейтенанта.
— Товарищ старший лейтенант! — сквозь шум боя донеслось до Долматова. — Товарищ старший лейтенант! Командира ранило!
— Что командира? — обернулся он на голос.
На краю воронки, держась обеими руками за живот, стоял на коленях Ольштынский.
— Командир? Как же это ты? — Долматов схватил его за плечи.
— Коля, выводи людей… — Капитан-лейтенант повалился на бок.
— Как же ты не уберегся? Эй, ребята, бери командира — и бегом! Бегом, черт возьми! — закричал Долматов. — К своим, живо!
Несколько матросов, продев жерди в рукава застегнутого бушлата, осторожно уложили капитан-лейтенанта и, прикрывая его собой, побежали к советским окопам.
Глава 8. НОЧНОЙ ЕРАЛАШ
От узкого оранжевого пламени коптилки — сплющенной гильзы с вставленным в нее фитилем — к бревенчатому потолку поднималась длинная, как тоненькая черная змейка, струйка копоти. В блиндаже было прохладно и сыро, резко пахло влажными сосновыми опилками и мокрой одеждой.
У самой двери, примостившись на ящике из-под патронов, солдат в ватнике возился с фонарем «летучая мышь». В углу, за сколоченным из неструганых досок, покрытым синей засаленной клеенкой столом, опустив голову на сложенные руки, сидел майор. Он спал. Очевидно, усталость свалила его во время работы. На столе лежали испещренная разноцветными линиями карта, карандаши, раскрытая полевая сумка, какие-то бумаги, стояли котелок с остатками ужина и жестяная кружка. Легкий сквознячок проскальзывал сквозь завешенную плащ-палаткой дверь и еле-еле шевелил то ли седые, то ли просто выгоревшие на солнце волосы. Тишину нарушало кряхтенье лежащего в противоположном углу на нарах под двумя шинелями лейтенанта, старшего адъютанта отдельного батальона 130-го Латышского стрелкового корпуса.