ЗАКОН МОРЯ
Считается, что море коварно, что морю, как и женщине, нельзя доверяться, и хотя им обоим пороки эти вовсе не свойственны, море, как и женщину, принято порицать. Это мнение проникло даже в художественную литературу. А точнее, быть может, такой взгляд на море как нечто коварное и недостойное доверия проник в жизнь не от моряков, не от рыбаков, ведущих схватку с ним, а, наоборот, каналами литературы. Именно поэтому такое мнение оказывается в конце концов не чем иным, как полированной литературной фразой.
Так почему же море вероломно? Почему же нельзя доверяться этой самой живой, самой красивой, самой созидательной в мире стихии?
Если море двумя ударами опрокидывает тех, кто, не понимая его языка, вознамерился одолеть его волны с трусливым сердцем в груди, то кто в этом виноват — море? Или те, кто его не понимает?
Море не прощает малейшего к себе пренебрежения, малейшего невежества. Море требует от нас знаний и мужества, мастерства и почтения к себе. …Каждый шторм на море заранее возвещает, когда он разразится. Если не понимаешь языка этих предупреждений, пеняй не на море, а на собственное самонадеянное невежество.
В море нельзя выходить с трясущимися поджилками, со смутной тревогой в сердце. Кто в море выходит с дрожью в руках, тот гибнет. Таков закон моря.
С. Белкин
РЕПОРТАЖ С ПРОМЫСЛА
Очерк
Это был теплый летний день, какой может быть только в середине декабря. Да, да, декабря. Мы промышляли рыбу в Южном полушарии. Вокруг нас простирался необозримый океан. Рыболовный траулер легко разрезал фиолетовую гладь воды, ежесуточно проглатывая свои 240 миль лазурного пространства. Был самый обычный день самого обычного рейса…
БЕЗРЫБЬЕ
Дню этому, казалось, не будет конца. Солнце неподвижно застыло в зените, вперив свое огненно-рыжее око в палубу нашего траулера, как бы пытаясь понять, зачем этим обуглившимся от загара людям в шортах и тапочках на босу ногу да в замысловатых шапочках на голове потребовалось уходить так далеко от дома.
А люди занимались своими будничными, привычными делами. Из ходовой рубки выглядывал с биноклем в руках молодой штурман Леша Воронцов. Широкое лицо его, обрамленное окладистой пушистой бородой, занимало чуть ли не все лобовое окно рубки, и за ним нельзя было увидеть стоявшего на штурвале Гену — худущего, долговязого курсанта Сахалинского мореходного училища, впервые попавшего в настоящий промысловый рейс.
На крыше рубки расположилась живописная группа моряков, которых по их пляжному виду можно было бы принять за праздных туристов, если бы не напряжение, с которым они, вооружившись сильными морскими биноклями, всматривались в неподвижную гладь океана. Даже на фоне своих темно-шоколадных товарищей эти моряки с биноклями отличались каким-то фантастическим загаром, а их лица от долгих контактов с дневным светилом напоминали иссушенный египетский пергамент. Это наблюдатели, которым доверена самая ответственная работа, определяющая успех рейса — поиск рыбы.
Оказывается, есть такие рыбы, которых очень трудно найти, даже пользуясь самыми совершенными электронными приборами. Они живут в верхних слоях воды. Поэтому на промысле некоторых поверхностных рыб, включая мелких тунцов, добычей которых занимался и наш траулер, лучшим и самым совершенным прибором продолжает оставаться человеческий глаз, вооруженный хорошим биноклем.
Работа наблюдателей при всей ее видимой приятности очень непростая и нелегкая, хотя, казалось бы, что может быть лучше: сиди себе, свесив с крыши рубки босые пятки, загорай, дыши свежим воздухом. Но попробуйте продолжительное время пристально всматриваться поверхность тропического океана. От нестерпимого блеска воды глаза быстро устают и начинают болеть, острота зрения притупляется, и поэтому вахта наблюдения самая короткая: час-два, не более. А смотреть приходится очень тщательно: не найдешь рыбу — вернешься в порт с пустыми трюмами, и полугодовой рейс пойдет насмарку.
На палубе почти что деревенская идиллия: сидят в кружок здоровенные бородачи, как мужички на завалинке, неторопливо и обстоятельно плетут «гаши» (петли на конце канатов) и ведут степенные разговоры. Сходство их с деревенскими жителями усиливается еще и тем, что величают они друг друга только по отчеству «Петрович, дай нож», «Трофимыч, подсоби» и т. д. Время от времени на палубе показывается разгоряченный механик Слава, весь в поту и соляре. Постоит минуту у борта, жадно вдохнет живительную морскую влагу, вытрет мокрый лоб и снова ныряет в свою механическую преисподнюю, где всегда жарко, душно и шумно.