Ребята поднажали. К острову подошли в сумерках. Это была темная, мрачная скала, лишенная какой бы то ни было растительности, без береговой линии, окаймленная кружевом океанского прибоя.
От берега доносился гул, похожий на залпы артиллерийского салюта. Ни одного заливчика, где можно подойти к берегу. По команде стармеха Павлик Драгула положил руль на борт. Но шлюпка все приближалась к страшным скалам.
— Нас несет течением! — крикнул Стрекачев.
— Все на весла! — Стармех сел на банку рядом с Васей, перед ними покачивались спины Молчанова и Стрекачева.
Понуренко, Илья и даже Вадим, схватив обломки досок, помогали им грести с обоих бортов. Шлюпку пронесло в нескольких сотнях метров от страшных каменных клыков — дальше течение ослабло, и на веслах оставили двоих.
— Павел, держи на вест, там рекомендованные курсы! — приказал стармех.
Шлюпка медленно двигалась по направлению к невидимым в океане корабельным дорогам. Лишь там теперь можно было надеяться на встречу с судном, на спасение.
— Ребята, взгляните, как там Наташа? — попросил Вербицкий.
Боцман приподнял край брезента:
— Ничего, спит.
— Я не сплю, Анатолий Степанович, — прошептала Наташа, — скажите ему: все в порядке, уже не больно.
— Все в порядке! — громко для всех сказал боцман, укрывая девушку. Никто в шлюпке, глядя на спокойное, как всегда, лицо Егорова, не догадался бы, какая страшная сумятица творилась в его душе. Перебирая события последних дней, он пришел к твердому убеждению, что единственным виновником того, что люди на шлюпке остались без питьевой воды, является именно он, боцман. Снабжением шлюпки надо было заняться еще до выхода в море — раз. Ни в коем случае не ставить на такое ответственное дело разгильдяя — два. Проверить работу — три. Конечно, шлюпку не удалось спустить не по его вине. Она нырнула, и большая часть снабжения осталась в море — это тоже не его вина. Возможно, потому и молчат люди в шлюпке. Но рано или поздно они ведь поймут, что анкерок не выпал, остался. Значит, они должны пить воду. Но анкерок пуст — и все муки людей на его, боцманской, совести. Придя к такому выводу, Анатолий Степанович хотел сразу же признаться в своей тяжелой вине, но вдруг засомневался. По опыту жизни он знал, что больше всего подрывает силы людей недоверие друг к другу. «Если мы спасемся — я расскажу все, — поклялся он себе. — Если начнем умирать от жажды, пусть первым умру я». И он, поставленный на распределение воды, сам лишил себя права даже на единственный глоток.
«Кажется, я знаю, как избежать бесполезной траты энергии, — думал в это время Илья. — Ясно, что мы гребем, лишь бы отвлечься: на веслах океан не переплывешь. Спорить нельзя: единоначалие, назовут трусом и паникером. Но я не дурачок, чтобы изображать из себя героя, боровшегося до последнего вздоха. Те, кто уцелеет, вспомянут погибших лишь затем, чтобы еще раз порадоваться, что сами уцелели. Нет, я не желаю торжественных поминок…» Поплевав на ладони, Илья стал грести с таким ожесточением, что скоро набил на ладонях водяные мозоли. Было очень больно, но он продолжал рвать, пока Павлик не заметил кровь на рукоятке весла.
— Эй, Кравцов, остановись, сдай весла! — крикнул он. — Леонид Петрович, посмотрите, что у него.
— Ничего, ничего, заживет, — бормотал Илья, когда Вербицкий приказал ему немедленно передать боцману весла, а Аню попросил перебинтовать ему ладони.
— Не очень саднит? — спросила Аня сочувственно, закончив перевязку.
— Как-нибудь перетерплю, — смиренно ответил он и придвинулся спиной к теплой Васиной груди. Ладони жгло нестерпимо, и он сунул их в грязную воду на дне шлюпки. Сразу стало легче.
К вечеру четвертых суток Вася, взглянув на море, увидел, как несколько черных кривых ножей вынырнули из глубины и, легко вспарывая гладь моря, понеслись рядом со шлюпкой, то обгоняя ее, то пересекая курс впереди и по корме.
— Илья, кто это? — дрогнувшим голосом спросил он.
— Акулы, наверное, — сказал Илья, медленно поднимая голову.
— Это косатки, — определил Понуренко, каким-то глухим безжизненным голосом.
— Они нас не тронут? — спросил Вася.
— Нет. Пока мы в шлюпке — нет, — поправился Понуренко. Из-под наплывших век он внимательно следил за стремительными движениями хищников.
— Петр Матвеевич, не забывай о смене вахт, — заметил Вербицкий настороженным тоном своему помощнику.
Последние сутки Понуренко сильно сдал, в глазах его накопилось безразличие, в голосе появилась вялость.