Хозяин магазина — низкорослый, с брюшком и лысиной человечек был уже немолод, но сохранил юношескую живость и энергию. Как бы ни был он занят, он всегда находил время лично поприветствовать каждого посетителя магазина, так как твердо верил, что одно приветливое слово, сказанное сегодня, может принести много долларов завтра.
Едва за Васей, Ильей и боцманом закрылась входная дверь, Белкин засеменил к ним на коротких ножках, изобразив на лице сладчайшую из своих улыбок.
— Здравствуйте, здравствуйте, — пропел он приятнейшим голосом, слегка картавя, на чистейшем русском языке. — Надеюсь, вы у нас уже не в первый раз…
— Мистер Белкин, нам надо костюм для этого юноши, — без дипломатий буркнул боцман, подтолкнув Васю.
Белкин всплеснул руками:
— Боже мой, что же вы не говорите, у меня большой выбор именно для такого парня, с красивой мужественной фигурой… Вэйт э момент![3]
С ловкостью фокусника он извлек из грозди висящих костюмов нечто серенькое. Одного взгляда Васе было достаточно, чтобы внутренне дать клятву ни в коем случае не брать этот костюм.
Но Белкин, разумеется, не слышал его клятвы, не замечал он и кислых физиономий Ильи и боцмана. Он знал свое дело.
— Вот то, что вам подходит! — торжественно объявил он, приложив пиджак к Васиному плечу. — О-о-о! Да это ж вылитый шедевр, я не знал, что у меня еще остался такой замечательный, серый в искорку костюм. Такие костюмы у нас в Америке теперь носят только доктора и конструкторы военных авианосцев…
— А сколько он стоит? — с кислой улыбкой спросил боцман.
— А то у меня всего двадцать пять долларов, — с надеждой и отчаянием признался Вася.
— Двадцать пять долларов! Да вы настоящий капиталист! — воскликнул Белкин. — Поверьте, что сейчас у меня, владельца этого магазина, в кармане всего пятнадцать долларов и тридцать пять центов. Вы видите, меня считают богачом, чуть ли не миллионером, а я всего-навсего бедный лавочник, который стремится каждую копейку пустить в дело. И тем не менее я никогда не требую с покупателей так дорого, как берут в других магазинах. Этот прекраснейший костюм стоит всего-навсего… — Белкин сделал паузу, во время которой изучал выражение Васиного лица, — девятнадцать долларов! Да, всего девятнадцать! — Не дав Васе сказать ни слова, он помог надеть ему пиджак и потащил его к окну. — Вы видите, какой у него цвет? Нет, не смотрите здесь, пойдемте ближе к свету. Ах, как жаль, что я уже не молодой красивый парень и не конструктор авианосцев, я обязательно купил бы себе такой костюм… Между прочим, товарищи, — понизив голос, с радостной улыбкой обратился он к боцману и Илье, — вы слушали сегодня радио? Так я вам сообщаю: наша армия уже бьет фрицев. Смерть немецким оккупантам! Так я заворачиваю этот костюм?
Вася не успел опомниться, как его обмерили, чтобы подогнать костюм. Еще через несколько минут Белкин доказал, что к такому замечательному костюму надо купить рубашку, галстук и полуботинки и, конечно, не где-нибудь, а именно у него.
— Не хватает двадцати центов, — краснея, признался при расплате Вася.
Белкин заулыбался:
— Какие пустяки, неужели я буду считать такой долг! Заходите к нам каждый рейс, господ… простите, товарищи, мы рады встретить вас и ваших друзей.
Когда они выходили из магазина, в кармане у каждого лежало по сувенирчику — носовому платочку с вышитым в углу якорьком: добрый мистер Белкин не мог отпустить русских моряков без подарка, тем более что цена платочку была пять центов…
— Уф-уф! — облегченно вздохнул боцман, когда они вновь вышли на улицу.
Они находились в центральной части Портленда. Нижние этажи домов здесь сплошь состояли из магазинов, кафе и ресторанов, красочная реклама зазывала поскорее приобретать одежду в магазинах Мюллера и патентованные запонки О’Нила, пить пиво Блитц-Вайнхарт и кока-колу, смотреть новый боевик по биографии Джека Лондона, читать подробности о судебном процессе, затеянном против Дюка Эллингтона его последней любовницей. По улице шли люди всех рас и цветов кожи. Тюрбан индуса покачивался рядом с турецкой феской, громадный негр вышагивал возле высохшего, как тростинка, мелкосеменящего китайца. Разноязыкий говор, гудки автомашин, джазовая музыка, вырывавшаяся из открывшихся на мгновение дверей бара, радуга рекламных щитов, запахи апельсинов и выхлопных газов, голуби на тротуарах, чистенький старичок, кормящий их орехами из прозрачного целлофанового мешочка, полицейский с тяжелым смит-вессоном в открытой, как у ковбоя, кобуре на широком поясе, оттаскивающий от таверны оборванную пьяную женщину, — все это был портовый город Портленд.