Да что тут: траулер или боксерский зал? Ну, надулся я, спружинил брюшной пресс. Словно кувалдой меня шарахнуло, еле на ногах устоял, вздохнуть не могу.
— Кисель, — сказал боцман. — А как руки?
— Что? Нормальные у меня руки, — выдохнул я.
— Дай-ка правую.
— Чего еще недоставало! Вы не Командор, а я не Дон Жуан…
Будто стальные тиски сжали мою ладонь, слезы покатились из глаз. О-о-о! Да он же мне ее в лепешку раздавит! Но молчу. Терплю.
— Как новичок? — спросил капитан, выйдя на палубу.
— Банан зеленый, — ответил Михайлыч. — Но терпеливый, упрямый. И это главное. Сделаю из него хорошего матроса.
Здравствуй, Океан! Неузнанные мной товарищи, те, кто подтянулся на перекладине десять и больше раз, сидят в аудиториях, а я глотаю соленую пыль, шкерю рыбу, скулю по ночам в подушку от дикой боли в изрезанных, проткнутых костями рыб ладонях. А утром, как и все, натягиваю просохшую за ночь робу и длинные рыбацкие сапоги. И уже слышу грозный голос Михайлыча: «Все спите? Па-адъем. Колька, банан зеленый, почему без перчаток к рыбоделу прешь?..»
Детская мечта своими собственными глазами увидеть акулу и поймать ее не проходила. Почему? Может, оттого, что акула стала для меня неким символом дальних океанских рейсов? Но пока работать приходилось на траулере, совершающем рейсы в северные широты. А так хотелось попасть в тропики! За экватор! Туда, где в прозрачной воде скользят длинные серые тени акул.
Повезло. Попал я в тропики. И хватили мы лиха с акулами во время рейса на тунцелове!
Первую акулу я и увидел в этих местах. Мы только что пришли туда, был полдень, вахтенный штурман уже созвал команду в салон на обед, а я замешкался. Стоял на полубаке и, свесившись через леера, глядел в прозрачную синюю воду.
— Коля, погляди влево, — услышал я тут голос вахтенного штурмана — он с биноклем в руках стоял на крыле мостика, — акула!
— Где? А, вижу!
Наискосок, пересекая курс траулера, резал воду черный треугольный плавник. Громадная рыбина прошла метрах в трех от форштевня траулера, и я увидел длинное и толстое светло-синее сверху и белое с боков острорылое тело. Это была голубая акула, и, хотя потом я видел много всяких акул, эта первая встреча с хищницей океана осталась в памяти на всю жизнь.
…Акулы появились возле нашего траулера, лишь только мы начали ставить тунцеловный ярус. С вечера траулер лег в дрейф. До темноты провозились на палубе: готовили ярус к выметке. Стаскивали, составляли рядком ящики с коваными, величиной почти в палец крючками. Каждый из крючков прикреплен к металлическому, свитому из многих крепчайших стальных проволочек поводку, чтобы хищная рыбина не откусила крючок. Отдельно штабелем уложены поплавки, похожие на пластины сыра, а в сторонке — бамбуковые вешки с красными флажками на вершинках.
Ночь. Все кругом будто тушью залито. Россыпь звезд над головой и в воде.
И странное ощущение. Где вода сливается с небом — не видно. Легкое покачивание. Как будто мы не на траулере, а на космическом корабле. Летим среди невероятного скопища звезд вне Солнечной системы. Потому что не видно ни Земли, ни Луны.
Голубая тень скользнула внизу. Всплеск. Тонкий свист. Дельфин подплыл полюбоваться на траулер.
Гаснет свет в одном, в другом иллюминаторе. Завтра подъем еще до восхода солнца. И мне пора, не высплюсь. Но как уйти? Будет ли еще когда-нибудь в моей жизни такая ночь?
Тяжелые шаги. Черная угловатая фигура движется по ботдеку. Таким, наверно, черным, угловатым и тяжким был Командор, идущий к Дон Жуану. Но это не Командор — боцман. Меня, наверное, ищет, грохочет своими сапожищами, тишину разрушает.
— Колька, банан зеленый! Весь пароход обшарил, думал: ухнулся в океан. — Голос у боцмана хрипловатый, какой-то шершавый. — А ну марш в каюту!
— Да ты погляди, какая ночь…
— И то верно, — понизив голос, отвечает боцман. — Бегаешь, бегаешь, а на такую красу и взглянуть некогда. Подвинься. — Помолчав немного, окинув взглядом весь этот прекрасный ночной мир, он озабоченно говорит: — Итак, ты на крючках. Учти, самое опасное место на ярусе. Если не успел рыбу наткнуть на крюк, не удерживай поводок — отпускай. А то крючок вонзится в руку и сам улетишь за борт заместо наживки. Однако иди все же спать.
— Иду, иду.
Вовка Нагаев, мой напарник по каюте, уже спит. Лезу в свою верхнюю койку и зажигаю над головой лампочку. Надо хоть немного почитать учебник астрономии. Так, на чем я вчера остановился? Неужели наступит момент, когда я уже сдам все зачеты, все экзамены и поднимусь в ходовую рубку штурманом?