- Я молился с ней, прежде чем сознание покинуло её. Она приняла Беатрис в своё сердце.
Я уставился на него. Девять лет назад он был уверен: либо ты Погрузился, либо ты проклят. Это было так просто. Мои собственное убеждения давно смягчились, я не мог поверить, что Беатрис была настолько деспотичной и жестокой. Теперь я знал, что моя мать не только отказалась от полномасштабного ритуала - целая философия оказалась бессмысленной для неё, попросту механической.
- Она что-нибудь сказала? Что она сказала тебе?
- Я не разобрал, - Даниил покачал головой. Полный любви к Беатрис, он не мог перестать улыбаться.
Волна отвращения прошла через меня, я едва сдержался, чтобы не размолоть его лицом в палубу. Его не волнует, во что верила моя мать. Должно быть, чтобы облегчить собственную боль, отбросить свои сомнения. Признать, что она была проклята или даже просто мертва, завершена, стёрта, было невыносимо. Не было никакой правды в словах Даниила, ни в чём, во что он верил. Были просто выражения его собственных нужд.
Я вернулся в коридор и присел рядом с отцом. Не глядя, он обнял и прижал меня к себе. Я буквально чувствовал черноту, сгустившуюся над ним, беспомощность и потерю. Когда я попытался обнять его, он просто схватил меня ещё крепче, заставляя остаться на месте. Я вздрогнул несколько раз, затем перестал плакать, закрыл глаза и позволить ему держать себя.
Я был полон решимости остаться там, рядом с ним, лицом ко всему, что он переживает. Но через некоторое время прежний огонь начал светиться в глубине моего черепа: старое тепло, старый мир и старая уверенность. Даниил был прав: моя мать была с Богом. Как я мог сомневаться в этом? Нет смысла спрашивать, как она пришла к нему; пути Беатрис были вне моего понимания. Но одно я знал не понаслышке - силу Её любви.
Я не двигался, чтобы освободиться из безрадостных объятий отца. Но я был бы теперь лжецом, просто молясь о его комфорте и заботясь о собственном прощении. Беатрис вернула меня из тьмы, и я уже не мог разделять боль отца.
5
После смерти моей матери, моя вера стала более приземлённой, даже не очень поколебавшись. Шелуха доктрин отпала, оставив лишь основу, которую много легче защищать. Не имело значения, если Писания содержат суеверный вздор или Церковь полна дураков и лицемеров; Беатрис - это по-прежнему Беатрис, подобно тому, что небо синее. Всякий раз, когда я слышал споры между атеистами и верующими, я оказывался чаще на стороне атеистов, но не потому что я принял их умозаключения, а потому что они были гораздо честнее, чем их противники. Возможно, священники и богословы спорят с атеистами так прямолинейно из-за подобного моему личного опыта с Богом, а может и нет, может быть просто сами отчаянно хотят поверить. Но они никогда не раскрывали истинного источника своего убеждения, вместо этого делая смешные попытки "доказательства" существования Бога или из исторических записей, или из биологии, или астрономии, или математики. Пятнадцатилетний Даниил был прав: нельзя доказать существование Бога, поэтому слушая этих людей с двойной логикой я только кривился.
Я чувствовал себя виноватым, покинув отца, работающего наёмным работником. Вина вновь посетила меня, когда он переехал к Даниилу годом спустя, но она же сделала меня сильнее, если отец думал, что я брошу свою карьеру ради него. Порой это была единственная вещь, которая удерживала меня в Митаре: даже когда я честно хотел всё бросить и вернуться к тасканию сетей, я боялся, что моё решение может быть неправильно истолковано.
Мне потребовалось три года, чтобы закончить диссертацию по миграции водных зуйтов в результате экопоэза. Моя первоначальная гипотеза о том, что пресноводные виды заполнили верхние слои океана, оказалась ложной. Зуйты не имели генов как таковых, только родственные ферменты, которые повторно синтезировали друг друга после деления клетки, но сравнение этих наследственных молекул показало, что вместо дождя, способного приносить новую жизнь извне, океанические виды из больших глубин продвигались ближе к поверхности, подобно творениям Ангелов извлекая кислород из воды. Это не стало бы неожиданностью, если бы те же способности, не показали несколько видов, обитающих в водах реки, которые были близкими родственниками обитателей поверхности. Но при том пресноводные виды не являлись ни чьими предками, они были новейшими мигрантами. Зуйты, потратив миллиард лет, ограниченные глубиной, смогли выжить (даже размножиться и мутировать) ближе к поверхности, только наткнувшись на мутации, позволившие им процветать в присутствие кислорода, который они наконец-то были в состоянии использовать. Экопоэз возможно привёл к исчезновению других местных организмов, но вторжение с Земли, позволило некоторым древним донным видам произвести собственное вторжение. Желая этого или нет, но Ангелы привели в движение цепочку событий, выпустивших местные организмы из океана для колонизации планеты.
Таким образом, доказав обратное от начальных тезисов, я заработал свою степень и совсем немного прославился в кругу немногочисленных сверстников, в котором все и так знали друг с друга. Передо мной не открылось никаких новых территорий. Всё, что связано с изначальной биологией быстро становится академическим тупиком. Я всегда подозревал, что так оно и будет, но поборолся ещё не достаточно, чтобы в конечном итоге всё бросить.
В течение следующих трёх лет, я примкнул к пути наименьшего сопротивления: помогал Барату в его собственном исследовании, взяв на себя преподавательскую работу, которой никто не хотел заниматься. Большинство других студентов Барата нашли занятия получше, а я чувствовал себя всё более одиноким в Митаре. Но это не имело значения, пока у меня была Беатрис.
К двадцати пяти годам я отчётливо мог видеть своё будущее. Пока другие люди расшифровывали наследие Ангелов, я оставался сторонним наблюдателем, все ещё занимаясь с образцами морской воды, из которой были тщательно удалены все ангельские примеси.
В конце концов, когда была уже почти поздно, я набрался разума перепрыгнуть на судно. Барат был добр ко мне, но он никогда не ожидал лояльности на грани мученичества. В конце года в Тиа проходила конференция по биэкологической (родной и ангельской) микробиологии[3], возможно, последнее событие такого рода. У меня не было новых результатов для презентации, но и без них было не трудно найти благовидный предлог для участия. Конференция была идеальным местом для лоббирования новой должности. Моё великое открытие зуйтов пока полностью не затерялось в сообществе биологов, можно было попытаться напомнить о нём. Я сомневался, что имело большой смысл пытаться переспать с кем-либо; оставив этические сомнения, мой мост должно быть приржавел на одном месте.
Может быть мне повезёт. Может быть, я наткнусь на Погруженного океанщика, находящегося в сильной позиции. Всё, что я должен делать, это обещать, что моя работа приведёт к большей славе Беатрис.
***
Тиа был десяти миллионным городом на восточном побережье. Новые башни стояли бок о бок с пустыми конструкциями времён Ангелов, гигантскими выпотрошенными машинами, которые, возможно, играли некую роль в экопоэзе. Я уже не был ребенком, чтобы глазеть по сторонам, но весь мой провинциальный опыт хотел этого. Здешние купола и цилиндры были в двадцать раз старше, чем иллюстрации вытатуированные на потолке монастыря у меня дома. На них не было никаких изображений Беатрис; совсем ничего ангельского. Но почему они? Они предшествовали Её смерти.
Университет, находившийся на окраине Тиа, был в три раза крупнее Митарского. Во время поездки в метро до территории университета, студенты глазели с недоверием на стиль моей одежды. Оставив свой багаж в общежитии, я направился прямо в конференц-центр. Барат решил остаться, может быть, он не хотел стать свидетелем публичных похорон области своих исследований. Тем проще для меня: можно было свободно охотиться за новой работой, не теряя лица.