Не искушай
Мать матерей, родимая Земля,
Отец Земли, лазурный Океан,
Покой сознанью синим Небом дан,
И нежат мысль зеленые поля.
Я был как все. Во мне горел Огонь.
Я жил во всем. Касался до всего.
Устало сердце. Мир, не мучь его.
Я тихо сплю. Не искушай. Не тронь.
Строитель
…Но будет час, и светлый Зодчий,
Раскрыв любовь.
Мое чело рукою отчей
Поднимет вновь,
1
Атлантида потонула,
Тайно спрятала концы.
Только рыбы в час разгула
Заплывут в ее дворцы.
Проплывают изумленно
В залах призрачных палат.
Рыбий шабаш водят сонно
И спешат к себе назад.
Лишь светящееся чудо,
Рыба черный солнцестрел,
От сестер своих оттуда
В вышний ринется предел.
Это странное созданье
Хочет с дна морей донесть
Сокровенное преданье,
Об атлантах спящих весть.
Но как только в зыби внидет,
В чуде — чуда больше нет,
Чуть верховный мир увидит,
Гаснет водный самоцвет.
Выплывает диво-рыба,
В ней мертвеет бирюза,
Тело — странного изгиба,
Тусклы мертвые глаза.
И когда такое чудо
В море выловит рыбак,
Он в руке горенье зуда
Будет знать как вещий знак.
И до смерти будет сказку
Малым детям возвещать,
Чтобы ведали опаску,
Видя красную печать.
Детям — смех, ему — обида.
Так в сто лет бывает раз.
Ибо хочет Атлантида
Быть сокрытою от нас.
2
Я долго строил башню Вавилона.
Воздвиг ее, как бы маяк морской.
Один в ночах, по свиткам небосклона,
Прочел строку за светлою строкой.
Мне Зодиак явил сплетенье смысла,
Что скрыт от спящих, там внизу, людей.
Алмазные внеся в таблицы числа,
Я магом был, звезда меж звезд, Халдей.
Упился тайной, властвуя царями,
Народы на народы посылал.
И были царства мне в ночах кострами,
И выпил я пурпуровый фиал.
Когда же царь один хотел быть выше,
Нем я, кем все держалися цари,
Почаровал с высот я в лунной нише,
И царь надменный умер до зари.
Другой же, не поняв, что перемена
Властей — в уме того, кто звездочет,
Возмнил себя скотом, и ел он сено,
А я смотрел, как Млечный Путь течет.
Но вот, но вот, хоть всех я был сильнее
И тайну тайн качал в моих ночах,
Не полюбила вещего Халдея
Истар земли с вселенною в очах.
И, как горит блестящая денница
Не солнцу, а себе или луне,
Как к белой птице белая льнет птица,
Лишь труп ее был чарой предан мне.
Под Месяцем, ущербно-наклоненным
И заострившим в смертный бой рога,
С отчаяньем, с восторгом исступленным,
Я внял, что Вечность бьется в берега.
Но я-то был бездонный и безбрежный,
Лишь Я ночное было мой закон, —
И я ласкал тот труп немой и нежный,
И, взяв свое, я проклял Вавилон.
Я произвел смешение языков,
Людей внизу в зверей я превратил,
И пала башня в слитном гуле кликов,
И падал в вышнем небе дождь светил.
Мой Вавилон, с висячими садами,
Мой Вавилон, в венце блестящих звезд,
Несытый, хоть пресыщенный, страстями, —
Ты пал, — река бежит, — но сорван мост.
3
Я красивее проснулся, выйдя снова из могил,
По желанью Озириса, там, где свежий дышит Нил.
Я в веселые охоты устремил свой юный дух,
Мне служили бегемоты, чада творческих Старух.
Полюбив, как бога, солнце, жизнь приняв как все — мое,
Я метал в вождей враждебных меткострельное копье.
И от севера до юга, от морей до жарких стран,
Улыбалась мне подруга, изгибая стройный стан.
Строя пышные гробницы, так я пляску полюбил,
Что и в смерти мне плясуньи говорят о пляске сил.
От земного скарабея я узнал, как строить дом,
Я от сокола разведал, мне идти каким путем.
Я искусству жаркой схватки научился у быка,
И в любви ли или в битве жизнь казалась мне легка.
И пред тем как снизойду я вместе с милой в верный гроб,
Я помчусь за быстрым стадом легконогих антилоп.
Так сказал я, — так и сделал. Верен в слове фараон.
Сыну солнца светит солнце. Тот, кто любит, счастлив он.
Нары мумий служат миру. Смерть — до Жизни свет стремит.
В вещей думе спит пустыня. Весть идет от пирамид.