— И сколько она здесь прожила? — спрашиваю я, потрясенный этим откровением.
— Ну… несколько недель… может, полгода… а может, год, — после длительных размышлений отвечает Лута. Истинные взаимоотношения между Капитаном и Элизабет остались скрытыми за москитной сеткой.
— Но потом она захотела вернуться домой в Англию. И сказала Капитану, что он должен сделать выбор между ней и Соломоновыми островами. Он остался здесь с нами… — Лута хмурится, и его голос начинает звенеть от противоречивых чувств.
После отъезда мисс Элизабет жизнь вернулась в прежнюю колею, и плантация продолжала процветать. Конечно же, порой бывали и тяжелые времена. Однажды торговое судно, выйдя из Мунды, попало на обратном пути в Рандуву в страшный шторм. Ветер выбросил его на рифы, оно получило пробоину и затонуло. Экипаж сумел вплавь добраться до острова, но судно пропало в бездне. К счастью, оно не везло посылки из Англии. Для того чтобы приобрести новое судно, потребовалось несколько месяцев.
— Очень медленно плыл, — поясняет Лута, которого вновь охватывают переживания при этих воспоминаниях.
Однажды ночью Капитана разбудил грохот барабанов, доносившийся из деревни; ритмичные удары чередовались с женским визгом и гневными криками обычно уравновешенных мужчин. Капитан поспешно оделся, схватил фонарик и револьвер, сохранившийся у него со времени службы, и кинулся к деревне, чтобы выяснить причину такого волнения. Однако не успел он преодолеть и половину пути, как столкнулся с бегущим ему навстречу Джеком, выполнявшим обязанности его ординарца, который толкал перед собой перепуганного, что-то бормочущего островитянина, залитого кровью. По словам Джека, на этого человека была наслана порча жителями другой деревни, и он вбил себе в голову, что, только убив человека, сможет избавиться от обуревавших его демонов. Решив побыстрее разделаться с этим неприятным делом, он схватил нож и выскочил на прогалину. А встретив там дочку своего соседа, быстро извинился перед ней, схватил ее за волосы и отрезал той голову, что и вызвало вполне объяснимое возмущение островитян.
В этот момент послышался деревянный стук каноэ, швартовавшихся у причала. С помощью револьвера Капитану удалось убедить отряд мстителей не выходить из своих лодок. В итоге достигли соглашения, что виновного передадут властям в Мунде. Три дня жители деревни стояли на причале, три дня Капитан мерил шагами свой дом, а проклятый дрожал в углу, ожидая, когда его убьют.
Наконец прибыла полиция, и виновного приговорили к двадцатилетнему заключению в тюрьме. Вполне понятно, в деревню он больше не вернулся.
Однако подобные события были редким исключением, и казалось, нормальное течение жизни продолжится до бесконечности. Однако в 1978 году Соломоновы острова вслед за большинством других бывших колоний и протекторатов обрели независимость. Капитан был не из тех, кто умел подчиняться чужим распоряжениям, а потому после длительных пререканий с новым правительством он решил, что ему пора уезжать.
И хотя он единолично управлял плантацией, обладая полноправной властью, решение покинуть острова далось ему нелегко. Чувствуя себя не в силах попрощаться со своим «народом», он встал на рассвете первого апреля 1981 года, приказал лодочнику довезти его до судна и уплыл, не позволяя себе оглянуться назад.
Лута долго и задумчиво смотрит на залив, словно провожая Капитана, и, следя за его взглядом, я внезапно понимаю, что в то же самое время Маргарет Тэтчер пробиралась в Великобритании к власти, «Секс Пистолз» только-только прекратили донимать моих родителей, а сам я, балуясь первыми сигаретами, гадал, сломается ли у меня когда-нибудь голос или же нет. (Мне повезло, и он сломался.)
— Да, каждый день нам приходилось выполнять свои обязанности, но это было счастливое время.
— Но что именно произошло, Лута? Почему плантация прекратила свое существование? Что случилось после отъезда Капитана? Неужто никто не смог перенять его дело?
— Плантацию выкупило правительство, но, когда Капитан уехал, вместо него так никто и не появился. И вот уже двадцать лет здесь ничего не происходит.
— Так, значит, вы вернулись к своей первозданной жизни, — весело констатирую я. (В Англии все поголовно стремились именно к этому.)