Господь дарует одному и обделяет другого на усмотрение свое, ибо Всевидящ. Отбирая дар Божий у другого, забираешь у Бога, оттого и «Не кради», не посягай на Божье.
Моисей поставил точку и посмотрел на свой инструмент: камень здорово затупился, нужно было отправляться на поиски нового. Он прочел молитву и с верой приступил к поискам. Заканчивался тридцать второй день его пребывания на Синае.
12
Подходящий камень долго искать не пришлось, он был очень острым, каким обычно бывает язык лжеца. Моисей приступил к начертанию девятого Слова. Одеяния Гармонии сотканы из нитей энергии любви Бога. Они – истина и естество Его, они прямы, ибо соответствуют Плану Сотворения Мира. Солгав, ты искажаешь мир, искривляя нити энергии. Взгляни на Гармонию, это ли не насмешка над Богом? И одежды ее, и она сама изогнулись самым причудливым образом, и Хаос, само подобие гада, делает из Гармонии змею.
Но Слово Господне не просто о лжи, но о лжесвидетельстве на ближнего, ибо тогда искривляешь не только себя, но и его, а он, как и ты, создание Бога, а значит, не пытаешься ли ты сделать змеем Бога, указуя на невинного? Страшен грех сей, ведь, не ведая, что творишь, все равно творишь, хоть и предупрежден. Меж стоп Моисея проскользнула пустынная змея. Он вздрогнул. Что заставляет лжесвидетельствовать? Страх за себя или зависть к другому?
13
Зависть – вот порок, о котором Господь сказал Слово десятое, последнее. Моисей рассуждал: «Не возжелай, но ведь желание сподвигает человека на деяние. Нежелающий ленив, пассивен и предпочитает отдаться течению своего бытия». Моисей представил ребенка в корзине, несомого водами Нила. Он был подобран царицей Египта по воле Божьей, но воля Его могла быть и иной.
И все же – не возжелай. В этот момент Моисея осенило: желание – могучая энергия, мысль, способная менять мир вокруг, но направленная не на созидание себя, а на обладание чужим, будь это дом, жена, слуга или скот, меняет свою суть, свой знак, свое Божественное назначение – самопознание – и приводит к саморазрушению. Последняя заповедь на скрижалях – не последняя по значению своему, младшая, но равная среди десяти сестер. Хаос завистника и охотника до чужого мелок, многорук, взгляд его ищущ и похотлив, пальцы скрючены, а карманы набиты чужой энергией. Такой не постыдится сорвать с Гармонии одежду вместе с кожей, чтобы прикрыть собственные кости, изглоданные серыми псами, что всегда идут по следу того, кто источает миазмы зависти.
Моисей взялся за инструмент, на каменной плите осталось немного свободного места, но он знал, чем заполнит это пустое пространство душ Народа Израиля.
Не возжелай… ничего, кроме Бога.
Волчок
Где я держал в своих руках
Кольцо прекрасной Артемиды,
Там гонит ветер серый прах
На покровах моей обиды.
1
«Возлюби ближнего своего, как самого себя», – произносил эти слова Христос, обращаясь к тебе, именно к тебе, думая о тебе, надеясь на тебя. Он поднимал забрало на твоем шлеме, чтобы видеть глаза твои, он разжимал твои пальцы, и камень падал из них на землю, он молился за тебя, вколачивающего гвозди в тело его, он смывал кровь свою с лица твоего, когда сек ты подобных себе именем его, и твердил тебе: «Возлюби ближнего…»
Но всякий раз, услышав Слово Его, ты захлопывал забрало, нет, не ты – Эго твое, и всякий раз поднимал упавший камень и прятал его за пазуху, нет, не ты – Эго твое, и всегда, приняв молитву Его, добивал гвоздь до конца, нет, не ты – Эго твое, и продолжал сечь, хоть и стер Он кровь с лица твоего, и видел, что творишь, нет не ты – Эго твое.
Возлюби ближнего, как самого себя, – это Христос, возлюби самого себя – это Эго, а где же ты?
2
Отец Небесный, встретивший вознесшегося Сына, раскрыл объятия и сказал:
– Сын Мой, весть благую ты принес людям, сам же, познав любовь к ближнему, как к самому себе, познай теперь любовь к самому себе, как к возлюбленному ближнему.
– Отец, но я не успел поведать об этом людям, они не знают, ибо не знал и я.
– Сын Мой, людям идти долгий Путь к той Истине, что принес им ты, а знай они о второй – что станет с миром?
– И как же быть, Отец?
– Научатся первой Истине – сойдешь к ним второй раз, со второй Истиной, прежде познав ее сам.
– Достаточно ли времени у людей, познают ли любовь к ближнему, успеют ли?
– Не управятся с первой – так вторая разрушит их. Аминь.
3
Соломон восседал на золотом троне и вглядывался в лица подданных, толпившихся в дальнем конце тронного зала, и мысленно рассуждал: «Почему мое седалище из золота, ведь я призван управлять, а не восседать, мне Богом власть дана чинить Истину, а не носить на себе, как пугало, каменьями усыпанный халат и пальцы, скованные златом. Вот предо мною те, кого мой Бог велел мне возлюбить, и так же им меня, не как царя – как ближнего, но смотрят на меня они со страхом, не с любовью, и чтобы легче было им бояться, меня в богатые одежды обрядили и усадили на блестящий трон.
С тем, что во мне гордилось бы собой, я справился, и хоть сейчас раздам все, что имею, но вижу в них всю слабость естества людского, и розданное развратит, но в пользу не пойдет».
Царь с трона встал и сделал три шага навстречу, толпа притихла, в дворцовом этикете трактуется такое как невиданная милость. Владыка полумира опустился на колени и молвил еле слышно, но услышал каждый:
– Прости меня.
– За что, отец, за что, владыка? – придворные недоумевали, в волнении великом глядя на Царя.
– Я весть принес вам, весть от Бога. Он, Всемогущий, дав нам пару рук и ног, а также наградив ушами и очами, тоже парой, и сердце наше наделил двумя дарами. Один из них – способность возлюбить себя, второй – возлюбить другого.
– За что же просишь ты прощения, Владыка?
– За то, что не способен возлюбить тебя, о Человек, а значит, и себя, и, стало быть, Бога.
Тут двери распахнулись и в зал ввалились две женщины. Одна царапала лицо другой, а та рвала ей волосы, визжали обе и умолкли лишь тогда, когда их растащила стража, заткнув железными перчатками им рты.
– В чем спор ваш? – спросил Соломон, поднимаясь с колен.
– Нас любит один муж, и спорим, кого же больше, – ответила та, что с расцарапанным лицом была.
– Меня он любит больше! – тут же вскричала та, что потеряла в споре половину своих волос.
Царь Соломон спросил:
– А чем докажешь любовь его, и где он сам?
– О том, что мы у ног твоих, не знает он, а вот и доказательство любви его – колечко золотое.
– Вон за моей спиной трон золотой, что мне поднес народ, но он меня не любит, – ответил Соломон, разглядывая кольцо, протянутое ею.
– Народ вас любит, Царь! – заголосила возмущенная придворная толпа.
– Подарок, даже дорогой, не доказательство любви, иной раз даже и наоборот, – продолжил Соломон. – А ты чего молчишь? – он обратился ко второй. – Где доказательство твое?
Та молча протянула на ладони такое же колечко золотое.
– А есть ли там клеймо, кто изготовил эти украшенья?
– Есть.
– Так приведите ювелира побыстрей, – и Царь, усевшись на трон, кивнул стражникам, и те отправились за ювелиром. Недолог путь от Соломонова дворца до ювелирной лавки, и вот пред царскими очами предстал старик, что кольца отливал.
– Твоя работа, мастер?
– Да, моя, всего же сделано их по заказу господина три.
Царь Соломон с улыбкой обратился к женам:
– У вас есть третья сестра, но не спешите искать ее и портить ей лицо и волосы – она в неведении по поводу мужа, подарившего ей кольцо, в отличие от вас. Теперь вы знаете, что тот, кто говорил вам о любви своей, не любит, даже и с подарком, кому колечки, а кому… – Царь постучал по золотому трону. – Идите с миром.
– Что же делать нам теперь?
– Мой Бог вам предлагает возлюбить себя и ближнего, но ближнего – сначала.
Женщины вышли из зала, двери захлопнулись, и за ними послышался шум возни, крики и женский визг. Соломон поднялся с золотого трона и направился в опочивальню. Взойдя на царственное ложе, он прикрыл глаза руками, как делал всегда перед разговором с Богом, и вопрошал в молчании: «Мой Бог, не разумеют меня, ибо сам не разумею Истину Твою. Пошли мне в помощь ангелов своих, разумеющих ее».