– Вот бы здесь, в питомнике, и закопать, – шепнул капрал, распрягая лошадей. – Никто не догадается…
– А-а-а, Рикко! – воскликнул барон, стряхивая лисенят, вцепившихся ему в штаны. – Вот не ожидал… Ну, здравствуй, мой soturi…[3] А где же Виипури, где Сортавала?.. Я думал, что мой сын давно в Пиетари разгуливает по Невскому проспекту с румяными русскими нэйти!..
– Брось шутить, isa! – сурово сказал лейтенант. – Война еще не кончилась…
– Кончилась, – засмеялся барон, двигая седыми бровями, под которыми голубели молодые глаза. – Ты не был в Хельсинки и не видел, что творилось там, когда пала Viipurin linna… Кончилась, и слава Богу, что кончилась, – упрямо повторил он, поднимаясь на дубовое резное крыльцо.
Хорошо отдохнув после дороги и велев управляющему как следует протопить баню (он собирался попариться перед отъездом), Рикко Суттинен поднялся наверх – к своему отцу. Барон сидел за столом в застекленной веранде и, попивая крепкий тодди, считал на счетах.
– Тебе нельзя пить тодди, – сказал ему сын, – ты сам знаешь, какое у тебя здоровье.
– Если послушать врачей… Семь тысяч триста восемь… То в этом мире… обожди, плюс четыреста сорок… Можно пить только простоквашу… Вот! – закончил барон считать. – Требуется два годовых дохода с «Вяррио», чтобы окупить вырубленный немцами лес на Китинен-йокки…
Закуривая сигарету и выпуская струю дыма на мотылька, бившегося о толстое стекло лампы, молодой барон сказал:
– У меня к тебе просьба, isa. Передай управляющему, чтобы всех лисиц загнали до утра в будки.
– Что ты хочешь делать в коррале?
– Я тебе всегда доверял, isa, и доверяю сейчас… Война потому и не кончилась, что не может кончиться с приходом русских. Мне надо запрятать оружие. Оно пригодится нам для партизанской борьбы…
– Я сейчас спущу тебе штаны, сяду тебе на голову и… Вон! – вдруг крикнул старый Суттинен, запуская в сына счетами. – Довольно наша Суоми настрадалась от бахвальства таких сопляков, как ты!..
Лейтенант отскочил к двери, и старинные счеты, ударившись о косяк, разлетелись костяшками, которые вдруг весело закружились по комнате.
– Ты ошибаешься, isa, – как можно спокойнее сказал он отцу. – На этот раз за моей спиной стоят высокопоставленные лица из самого «Палацци мармори» на Кайво-пуйсто в Хельсинки… Ты напрасно так… Совсем напрасно!
– Высокопоставленные лица… Высокопоставленные лица, – кривляясь, передразнил его барон и раздавил мотылька пальцем. – А отец у тебя – кто? Не высокопоставленное лицо?
Подходя к столу и примирительно улыбаясь ничего не значащей улыбкой, Рикко Суттинен сказал:
– Я бы не советовался с тобой, isa, если бы не знал, что ты любишь свою страну. И это нужно для нашей Суоми…
– Хлеб, хлеб, а не оружие! – закричал старый барон. – Хлеб, доски, горох, бумага, гранит, целлюлоза – вот что нужно нашей Суоми, чтобы она не подохла с голоду!..
Наливая большой стакан тодди и выпивая его одним глотком, лейтенант понял, что сейчас сорвется, и – сорвался.
– Оружие дороже золота, – сказал он, ловя себя на мысли, что хочет выплеснуть остатки вина в багровое лицо старика. – Золото покупает, а оружие берет – даром… Я передавлю всех твоих лисиц и закопаю свое «золото» там, где хочу…
Хватаясь рукой за сердце, барон сдавленно прошептал:
– Уходи… Уходи, или я перепишу завещание на Кайсу…
– Ты?.. На Кайсу? – рассмеялся Суттинен-младший. – Никогда ты не сделаешь этого… Никогда, если не хочешь, чтобы она раздарила твой лес по частям своим любовникам!..
Жадно хватая воздух широко раскрытым ртом, барон еще больше побагровел.
– Пусть… да, пусть дарит… Но только не тебе… не тебе… до-очери!.. Пусть…
И, стягивая со стола вместе с бумагами клеенчатую скатерть, он вяло сполз на пол со стула.
– Врача! – крикнул напуганный лейтенант, но старый барон, услышав его голос, яростно прохрипел:
– К черту врача! Хочу знахаря!.. Зовите одноглазого Иони из Нуккари…
Вечером, когда Рикко Суттинен, выпив водки, успокоился и дожидался капрала, которого он послал закопать оружие в соседнем лесу, пришел управляющий:
– Баня готова, господин лейтенант.
– Хорошо. Как отец?
– Старые люди крепкие. Ему стало лучше.
– Ладно. Приготовь мне веник.
– Слушаюсь. Разрешите идти?
– Обожди. Водку пьешь?
– А кто не пьет?
– Это верно, – невесело рассмеялся лейтенант, разливая водку по стаканам. – Так, значит, говоришь, лучше?