– Случилась мелкая стычка, и моему напарнику не повезло. – Голос Одинцова был ровен и спокоен. – Но я в порядке, в полном порядке, а вот о тебе этого не скажешь. Ты должен уйти, Костя. Если ты умрешь… если умрет тело твоего носителя, твоя гибель тоже неизбежна. Ты ведь знаешь, что случилось с Черновым и другими ребятами.
– Знаю… знаю и сейчас уйду. Но так хотелось бы взглянуть… увидеть этот мир… хотя бы раз… хотя бы на мгновение…
Преодолевая собственную немощь, Одинцов схватил за плечи легкое тело трога, вытащил из-под крыла и положил его голову себе на колени.
– Смотри, Костя! Смотри же! Постарайся разглядеть! – Он говорил торопливо, поглаживая ладонями мохнатую голову, словно передавая умирающему часть своей жизненной силы. – Над нами черно-фиолетовое небо и звезды, тысячи ярких звезд! Луна… Огромная, серебристая, больше, чем у нас! Она стоит над самым горизонтом… над океаном… таким океаном, какого нет на Земле! И завтра я поплыву туда… Ты видишь?..
– Да, полковник… – Черные губы дрогнули в улыбке. – Я вижу, вижу… Спасибо вам… Я… я ухожу.
Внезапно он напрягся, что-то зашептал, и через секунду поникшая голова скатилась с колен Одинцова. Наклонившись, тот посмотрел на мертвеца и быстрым движением ладони опустил веки на незрячие глаза. Потом пробормотал:
– Просто… как просто! Погрузился, вынырнул… Здесь, и через мгновение – Там…
Глава 4
Баргузин
Запись, надиктованную Ртищевым, они прослушали трижды в полной тишине. Гурзо допрашивала его под гипнозом, и лейтенант воспроизвел события с документальной точностью: свои слова и ощущения, слова Одинцова, плеск воды, ночной пейзаж, звездное небо, океан, луна… Поразительная история! Пожалуй, не Одинцова, а Ртищева нужно считать первопроходцем, думал Шахов; ведь он не только отправился Туда, но и вернулся Обратно. Любое погружение имело смысл, если возвратившийся мог что-то рассказать, и сейчас рассказчиком был Ртищев. Не Одинцов. Одинцов мог вернуться, но, как подозревалось прежде, не хотел. Даже потребовал, чтобы его оставили в покое.
Протянув руку, генерал выключил магнитофон. Потом произнес:
– Не повезло лейтенанту. Очутиться в теле умирающего… Вы, Хейно Эмильевич, могли бы что-то получше подобрать!
Старый академик раздраженно фыркнул.
– Я ничего не подбираю! Я объяснял вам десять раз свою методику! Испытатель переносится в тело существа, дистанционно близкого к Одинцову… самого близкого! А в данном случае при Одинцове единственный спутник, и торчат они на каком-то островке посреди океана… Хорошо еще, что подвернулся этот тип!
Гурзо примирительно коснулась запястья старика.
– Хейно Эмильевич, Сергей Борисович, не будем спорить. Думаю, нам повезло, что кто-то оказался рядом с Одинцовым. Мы ведь не знали, в каких он находится обстоятельствах.
– И теперь знаем немногим больше, – c недовольным видом заметил Шахов. – Информатор почти покойник, время плохое – ночь, темнота, и боль мешает восприятию… Мало сведений, очень мало!
– Ну, не скажите! – возразила психолог и принялась копаться в лежавшей на коленях папке. – Выслушав Ртищева в первый раз, я составила перечни… где же они?.. а, вот!.. списки известного и не известного. Первый довольно обширен.
– И что там у вас в начале? – полюбопытствовал Виролайнен.
– То, что Одинцов на землеподобной планете. Помните, что он сказал? Этот мир огромен, не меньше Земли, и полон чудес… Я считаю, что это самая важная информация.
– Неверно. От психолога я ожидал бы большего, – усмехнулся Виролайнен. – Самое важное то, что он – человек. Не какой-то монстр, не чудовище, а существо, подобное нам. Хоть Ртищев в темноте его не разглядел, но оба они, без сомнения, люди. Не так ли, Елена Павловна?
Гурзо обиженно поджала губы.
– Человек… конечно, человек! Это само собой разумеется.
– Отнюдь! Мы знаем, что во время прошлых посещений Той Стороны – очень кратких, замечу – встречались странные создания. Они вмещали разум испытателя, но к гуманоидам не относились. Взять хотя бы случай с Бабаниным – трехпалые руки, покрытые чешуей… Так что нам сильно повезло! И Одинцову, конечно, тоже.
– Вы правы, – подумав, согласилась психолог. – Мое упущение! Я как-то не сообразила… я…
– Ладно, Елена Павловна, не надо каяться, – вымолвил Шахов.
– Что там у вас еще?
– Океан, луна, звездное небо. Ртищев считает, что это тропики, и, значит, на планете есть места с теплым или жарким климатом. Он не разглядел растительности, но что-то там, наверное, имеется. Трава, кусты, деревья…
– Кокосовые пальмы, – мечтательно произнес Шахов. – Бананы, ананасы, финики… тропический рай…