Однако это розовато-золотистое вещество, звеневшее под ударами кинжала (не наносившими ему, впрочем, никакого ущерба), не являлось металлом, в том Одинцов был готов прозакладывать свою бессмертную душу. Слишком легким казался аппарат, и, скорее всего, его изготовили только из пластика, но фантастически прочного и стойкого. Из этого же материала были сделаны крылья, метра полтора в основании и метра три длиной, — резко скошенные к хвосту, они сужались на концах. В целом аппарат напоминал Одинцову крылатую ракету класса «земля-воздух», отсутствие шасси или лыж типа вертолетных увеличивало сходство.
Днище флаера, в отличие от округлой верхней половины, походило обводами на лодку-плоскодонку с выступающими на полметра двумя килями, благодаря которым машина вполне прилично держалась на воде. Одинцов долго ломал голову, каким образом приземляется такой аппарат. Возможно, он садился на озеро или в водоем?.. Крайне сомнительно! Это было бы серьезным ограничением для летательной машины, а ее конструкторы явно знали свое дело. Скорее всего, она даже не касалась почвы, а после торможения зависала над землей, удерживаемая каким-то силовым полем.
Но самым загадочным являлось полное отсутствие двигателей и источников энергии. Дюз на корме не имелось, ровный изящный изгиб стреловидных крыльев не был обезображен навесными моторами. Похоже, вся поверхность машины или та ее часть, которая казалась изготовленной из металла, была приемником некоего излучения, питавшего крохотный двигатель, упрятанный где-то в корме. Возможно, мотор флаера создавал гравитационную тягу? Глядя на свой загадочный аппарат, эту сброшенную с небес птицу Симург, Одинцов мог поверить в любую фантастическую гипотезу.
Несколькими днями раньше, едва оправившись от лихорадки, он тщательно обследовал переднюю панель в поисках чего-то похожего на передатчик. Поиски были безрезультатны. Штурвал, мертвый пустой экран автопилота, щель в большой белой кнопке рядом с ним, из которой сейчас торчала «зажигалка», словно напоминание о его глупости, пара рычагов да десяток лампочек. Три зеленых огонька горели, — Одинцов знал, что, когда кабина будет разгерметизирована, один из них сменит цвет на красный. И это все, никаких следов рации. Оставалось только взломать панель и пошарить под ней, но на такие радикальные меры он не решился.
Сейчас он пристально разглядывал свой аппарат снаружи, потом погладил пальцами колпак, коснулся ладонью крыла. Его снедал соблазн проверить прочность этого материала. Взять бы чель и рубануть со всей силы по фонарю и по крылу или выстрелить с двух метров из хайритского арбалета… Кремневый наконечник, чиркнувший по верху кабины и проткнувший затем горло Грида, не оставил на прозрачном материале ни малейших следов. Возможно, его страхи перед катастрофой, опасения, что Поток разобьет машину, ударив о камни, не стоят выеденного яйца? Может быть, этот аппарат останется целым, даже рухнув на скалу с высоты километра?
Его пальцы судорожно сжались и разжались, словно обхватив и выпустив рукоять оружия. Нет, он не мог рисковать! Слабый удар не докажет ничего, а сильный же, разбив колпак, обречет его на смерть под палящим солнцем. Потеря крыла была бы менее заметной, однако кто знает — вдруг его флаеру опять суждено взлететь? Он и так уже потерял хвостовую закрылку… Одинцову казалось, что эта вертикальная лопасть, вместе с горизонтальными, тянувшимися с внутренней стороны крыльев, была единственным уязвимым местом его аппарата. Она крепилась к стабилизатору на стержне, из-под которого сейчас торчали только оборванные концы рулевых тяг. Закрылки, одна из немногих деталей, роднивших флаер с обычным земным самолетом, были явно не предназначены для маневрирования в шторм. Возможно, слегка довернуть машину в воздухе при заходе на посадку…