А «картинка» между тем продолжалась. Я было протер глаза сам. Думал, может, это галлюцинация, может, я с ума сошел. Нет, все видно четко. Уже рассвет начался — светает в конце мая рано. Но в комнате было полутемно: у меня всегда плотные шторы висят. Вдруг пошли странные и очень четкие изображения. Представьте себе нечто вроде ограждения из отлитых из золота воинов. Один, другой, третий и так далее — шеренга, уходящая вдаль. Каждый — с копьем в руке. Смотрел я на эту, я бы сказал, заставку очень долго. Потом вышел, вернулся — все кончилось. Передо мной была просто стена…"
В такой извечно авторитарной стране, как Россия, где жизнь каждого всецело зависит от произвола правителя любого ранга, естественно, что издавна многие колдовские действия направлены были на то, чтобы снискать его благосклонность и любовь. Когда же такая попытка удавалась, то это было не чем иным, как насилием над этим правителем, над его волей и личностью. Множество сыскных и тайных дел посвящено было раскрытию подобных попыток. Злоумышления такого рода карались особо беспощадно, и те, кто решался обращаться по этому поводу к ведуньям и колдунам, шли на великий риск. Так рисковал жизнью, не только своей, но и своих близких, князь Василий Голицын, попытавшийся посредством чар снискать расположение, любовь и милость царевны Софьи. Когда же колдовство свершилось, князь, желая обезопасить себя — чтобы ведун, помогавший ему в этом, не разгласил тайны, — повелел сжечь его в бане.
На мысль об этом наводит и эпизод, который приводит в своих воспоминаниях Вольф Мессинг: «…со Сталиным я встречался и позже. Вероятно, по его поручению были всесторонне проверены мои способности. Помню такое: мне было дано задание получить сто тысяч рублей в Госбанке по чистой бумажке. Опыт этот чуть не закончился трагически. Я подошел к кассиру, сунул ему вырванный из школьной тетради листок. Раскрыл чемодан, поставил у окошечка на барьер. Пожилой кассир посмотрел на бумагу. Раскрыл кассу. Отсчитал сто тысяч… Закрыв чемодан, я отошел к середине зала. Подошли свидетели, которые должны были подписать акт о проведенном опыте. Когда эта формальность была закончена, с тем же чемоданчиком я вернулся к кассиру. Он взглянул на меня, перевел взгляд на чистый тетрадный листок, насаженный им на гвоздик с погашенными чеками, на чемодан, из которого я начал вынимать тугие нераспечатанные пачки денег. Затем неожиданно откинулся на спинку стула и захрипел. Инфаркт! К счастью, он потом выздоровел».
Скорее всего, если потом у кассира спрашивали, почему он так поступил, он едва ли мог дать этому какое-то объяснение.
Можно ли представить себе, что в наши дни существуют некие лаборатории, сверхсекретные центры каких-то еще более засекреченных ведомств, пытающиеся воздействовать на политических, государственных деятелей в мире, в котором мы живем?
Косвенным свидетельством интереса к этому со стороны спецслужб стало сообщение, появившееся какое-то время назад в зарубежной печати, об американском корреспонденте в Москве Роберте Тосе, проявлявшем повышенную любознательность к работам закрытых советских парапсихологиче-ских центров. Интерес этот привлек внимание КГБ, и корреспондента несколько раз приглашали для собеседования, чтобы выяснить, что именно удалось ему узнать.
Нарождавшиеся службы безопасности молодой Страны Советов проявляли самое серьезное внимание к деятельности оккультистов, что в немалой степени объяснялось некоторым страхом за возможные последствия их странных действий. Об этом свидетельствует, в частности, эпизод, невольным участником, а вернее, жертвой которого едва не стал Александр Леонидович Чижевский (1897 — 1964) — крупнейший советский биолог (любопытно, что он установил зависимость эпидемий, войн и революций от циклов активности Солнца), член многих академий мира.
Послереволюционный Петроград. Первые годы новой власти, от которой никто — даже, наверное, сами носители власти — не знал, чего ждать. В те дни в душах у многих соседствовали самые святые надежды и самое темное отчаяние. Надвигалась холодная и голодная зима. Вечерами улицы погружались во мрак. Трамваи почти не ходили или ходили очень редко. Последнее обстоятельство и сыграло решающую роль в судьбе Чижевского. Точнее — спасло его.
Накануне один знакомый из философского кружка, где иногда бывал и Чижевский, пригласил его на очень важную, как обещал он, встречу с людьми, у которых якобы есть ответы на мучительные для многих вопросы. Такая достаточно туманная форма приглашения была как бы признаком приближавшихся тяжелых времен; когда осмотрительность и осторожность станут условием выживания. Адрес, записанный на клочке бумаги, являл собой название переулка где-то на окраине города. Эта удаленность, а может, и смутное нежелание отправляться туда — то, что принято называть предчувствием, — внушили было Чижевскому мысль проигнорировать приглашение. Тем более что он и не обещал определенно там быть. Когда уже вечером это необъяснимое чувство внезапно его оставило, Чижевский все-таки заторопился на встречу, жалея лишь, что опоздает.
Ко всему еще долго не было трамвая. Даже в те времена ему обычно не приходилось ждать так долго, как в этот вечер.
Когда наконец он вышел на нужной остановке и направился к указанному на листке переулку, навстречу ему стали попадаться встревоженные кучки людей. Все оборачивались в одну и ту же сторону — как раз куда он шел. Поначалу доносившиеся до Чижевского обрывки разговоров никак не соединялись в его сознании с местом, куда он направлялся.
— Сразу окружили, и все! Чекисты…
— Чекисты. Десять машин…
— Я как услышала, что стреляют…
— Никто не ушел…
Открывшийся ему за поворотом небольшой особняк, стоявший несколько на отшибе, был весь залит ослепительным и непривычным в те годы электрическим светом. Не менее десятка легковых машин, обступивших дом, заливали его ярким светом фар. Какие-то фигуры сновали с носилками между распахнутыми дверями особняка и стоявшим поодаль в тени фургоном.
Не останавливаясь и не замедляя шага, чтобы не обратить на себя внимание, Чижевский продолжил путь и, обойдя оцепление, постарался затеряться на глухих окрестных улицах.
Через пару дней он узнал, что же произошло в доме, куда он так счастливо опоздал к назначенному часу. В тот вечер там условились встретиться самые сильные оккультисты, экстрасенсы и «чернокнижники» Петербурга. Действо, которое они намерены были там сотворить, хорошо известно адептам тайных наук. Исследователи называют это инволютивной магией. Подобный прием един и у русских колдунов, и у колдунов Африки, и у сибирских шаманов или жрецов вуду. Для этого берется изображение конкретного человека, при помощи неких действий оно как бы идентифицируется с оригиналом, после чего все, что проделывается с изображением, должно отразиться на самом человеке.