Партизаны в лесах часто жили совсем неплохо. Например, командир 222-й партизанской бригады, действовавшей в Белоруссии, М. П. Бумажков, докладывал: «Средний дневной рацион партизан (за всю войну. — Б. С.) составлял: хлеба печеного 1 кг (у немцев полицаи получали только 300 г. — Б. С), крупы 50 г, мясо 300 г, картофель особо не нормировался». Похожие цифры и в отчетах других бригад. Продовольствие добывалось как за счет добровольных и принудительных заготовок в деревнях, так и путем нападений на немецкие и полицейские гарнизоны, подсобные хозяйства и обозы. Замечу, что в последнем случае к партизанам все равно попадал хлеб и скот тех же крестьян, только ранее изъятый у них немцами.
Но в тех случаях, когда немцы предпринимали широкомасштабные карательные операции и блокировали партизанские районы или когда местное население отражало попытки партизан разжиться продуктами в деревнях, последним приходилось голодать, а иной раз не брезговать и мясом своих погибших товарищей. О людоедстве среди партизан Крыма я уже писал. Там же нередко за неимением лучшего партизанам приходилось питаться трупами павших животных. Так, крымский партизан Иван Генов весной 1942 года описал в дневнике следующий случай:
«Около четырех месяцев назад была убита лошадь. Все это время она находилась под снегом и успела разложиться. Теперь голодные партизаны ее нашли и, кроме хвоста, гривы и копыт, съели все… Вот на что толкает голод!»
Но и в Белоруссии, где население гораздо дружелюбней относилось к партизанам, чем в горном Крыму, им порой приходилось несладко. Вот что писал хорошо знакомый нам комбриг полковник А. Я. Марченко о блокаде, из которой его отрядам пришлось выходить зимой и весной 1943 года:
«Питались в это время в основном печеной картошкой, изредка мясом, варили в немногих уцелевших котлах (большинство пришлось бросить при отступлении. — Б. С.) суп с немолотой рожью вместо крупы. Все очень обносились. Начались оттепели, а большинство было в валенках, из которых зачастую выглядывали пальцы. В качестве обуви широко пошли в ход чуни из необработанных коровьих кож. Боеприпасы окончательно истощились».
Иногда во время подобных блокад случались трагедии, достойные пера Шекспира. В ходе прорыва партизанских полков Демидова и Гришина из окружения в районе рек Сож и Проня в октябре 1943 года, как гласит боевое донесение, «с группой следовала тяжело раненная сестра Вайстрова (командира партизанской роты. — Б. С.) Даша, которая при тяжелой обстановке лично т. Вайстровым была пристрелена». Только Богу известно, что чувствовали в эту минуту брат и сестра. И был ли выстрел Вайстрова актом жестокости или милосердия?
Некоторые специфические проблемы возникали в связи с присутствием в партизанских отрядах значительного числа женщин. В 1944 году Пономаренко отмечал, что «за проявленные мужество и героизм в борьбе с немецкими оккупантами 242 девушки-партизанки награждены медалями «Партизану Отечественной войны». Однако «наряду с хорошими показателями… есть факты неправильного подхода к девушкам-партизанкам со стороны отдельных командиров и комиссаров отрядов. В партизанской бригаде Маркова насчитывается 30 партизанок. Учебы с ними никакой нет. В боях участвуют, и то не всегда, только 9 человек. Остальные партизанки систематически работают только на кухне. Многие вышли замуж за командиров и, имея оружие, сидят в лагере. Женился на 17-летней девушке и сам Марков…
Некоторые девушки — Лида Кузьменко, Надя и Валя Клюки и другие неоднократно просились на боевую работу, но никто не обращает на это внимание. В отряде есть женщины с детьми, которые смогли бы работать на кухне, а девушки воевать.
Девушки, которые вышли замуж, разлагают остальных…
Плохо организована политико-воспитательная работа среди партизанок бригады товарища Уткина… Командование бригады и отрядов, вместо того чтобы мобилизовать женскую молодежь на боевые дела, допустило массовые женитьбы. В бригаде женилось 5 командиров отрядов, помощник комиссара бригады по комсомолу тов. Кугут, заместитель комбрига по разведке Журавлев и сам тов. Уткин.
Такое же положение и в бригаде тов. Суворова…
Вот что рассказала в своем выступлении на бригадном женском собрании 14 августа 1943 года комсомолка Васевич Надя: «На нас смотрят в бригаде сквозь пальцы, многие девушки со слезами на глазах просятся на боевые операции, но их командиры не берут. Часто приходится от бойцов слышать такие слова: «Куда ее на боевую операцию — баба она».
Большинство из нас не знают винтовки, да и не имеют их. Одно время нас вооружили всех винтовками, мы обрадовались, но ненадолго. Пришло в бригаду пополнение, и оружие у нас отобрали — говорят: бойцам надо, а мы кто?»
Пантелеймон Кондратьевич горел неистребимым желанием бросить в бой как можно больше народу, вплоть до 17-летних девчонок, которым срочно предлагалось освоить винтовку. Но так ли уж это было необходимо? Неужели два-три десятка бойцов — женщин и девушек решающим образом усилили бы мощь партизанской бригады в 500–700 человек?
Нередко отношения партизанских начальников с женщинами становились поводами для сведения счетов и снятия с должности. Так, уполномоченный Центрального штаба партизанского движения по Пинской области Клещев 12 июля 1943 года докладывал Пономаренко «об освобождении т. Шибинского от обязанностей командира «Смерть фашизму» и секретаря Стреминского райкома Компартии Белоруссии… Несмотря на неоднократные предупреждения, Шибинский продолжал связи с женщиной, имеющей очень сомнительную репутацию. Окружил себя бывшими полицейскими, бургомистрами, пьянствовал. Под руководством Шибинского производились расстрелы людей, виновность которых перед родиной никем не была доказана. Значительная часть полицейских, принятая в отряд, продолжала полицейские традиции (пьянство, избиение населения). Зная об этом, Шибинский ничего не предпринимал, чтобы бороться с этим злом, наказывать виновных. Под руководством Шибинского отряд почти вовсе не занимался диверсионной работой».
Немцы открывали школы и требовали, чтобы в них учились все дети школьного возраста. Они опасались, что в противном случае ребята могут пополнить ряды уголовных преступников и партизан. Командование группы армий «Север» предупредило, что за непосещение школы детьми их родители будут подвергнуты штрафу до 100 рублей.
Еще более суровыми карами грозил обер-бургомистр Локотской республики Б. В. Каминский. 28 октября 1942 года он издал приказ, обязывающий «в целях расширения дела народного просвещения и поднятия культурного уровня населения… обучать всех детей в объеме 7 классов средней школы». Каминский требовал организовать подвоз детей, живущих за три километра от школы, или создать для них школы-интернаты. За непосещение детьми школ с родителей взимался штраф в размере 500 рублей «в пользу государства», причем уплата его не освобождала от прихода на уроки. В конце Каминский сделал примечательную оговорку:
«Данный приказ не распространяется на те селения, которые являются передовыми позициями на фронте борьбы с партизанщиной, а также на те населенные пункты, где школьные здания заняты воинскими частями или уничтожены в ходе военных действий».
В снабжении продовольствием местные немцы пользовались преимуществом перед другими этническими группами населения. Специальным распоряжением командования тыла группы армий «Центр» немцы в городах (речь шла преимущественно о фольксдойче) должны были получать не только все пайки, которые полагались занимавшим те же должности русским, но и дополнительно в неделю — 100 г мяса и 60 г жиров, которые русским вообще не выдавались, а также, сверх пайка, 1500 г муки, 1800 г хлеба, 7 кг картофеля, 250 г круп, овощи и рыбу по мере поступления.
Завоеватели оценили все достоинства и недостатки «русского шнапса» (самогона). 8 июня 1944 года командир 889-го охранного батальона капитан Лемке издал специальный приказ по этому поводу: «Выгоняемый русскими шнапс содержит в себе много ядовитых примесей, делающих его очень вредным для здоровья. Поэтому употреблять его военнослужащим и вольнонаемным лицам запрещено. Несоблюдение этого приказа будет рассматриваться как непослушание в военное время». Но немцам и так оставалось пить самогон считанные месяцы: очень скоро они были выбиты с советской территории.