— Коллеги?
— Именно так. С сегодняшнего дня особым распоряжением министра внутренних дел вы переведены в отдел С-40.
— Вы шутите?
— Ничуть! Я ведь уже объяснял Миронову: наши полномочия безграничны, практически мы можем все. Если надо мы даже в состоянии ввести в ООН нового члена, отстранить от дел прежнего директора ЦРУ, провести рокировку среди стран ОПЕК и тому подобное. Сразу оговорюсь: я в этой организации — человек не главный, однако и далеко не последний. Так что ваше внедрение в мое ведомство — всего лишь рядовой технический момент. В любом случае, от перевода в столь мощную организацию вы не проиграете.
— Мы должны быть польщены? — осведомился Миронов.
— А это уж как вам заблагорассудиться. Но буду с вами честен: если бы не моя личная заинтересованность в дружбе с Дымовым, конечно же, я не стал бы тратить время на беседу с обычными милицейскими чинами.
— Спасибо и на том, — пробормотал Шматов. — А что это за отдел С-40?
— Один из отделов, занимающихся оперативной разведкой. А нумерация означает только то, что мы стараемся максимально упрощать любую аббревиатуру. Хватит уже, попугали людишек — МГБ, НКВД, ККК… Поэтому и организация наша называется проще некуда — СИСТЕМА. Соответственно, все отделы и подразделения СИСТЕМЫ пронумерованы.
— И вы думаете, что Вадим о вас ничего не знает?
— Думаю, что кое-что знает, но мы ему не враги, и это он, конечно же, понимает.
— Все равно, — упрямо пробормотал Шматов, — если бы он захотел, давно бы вышел на вас сам.
— Вы уверены в этом?
— Абсолютно.
— Другими словами вы хотите сказать… — медленно начал Дюгонь.
— Что он знает о вас все до последнего секрета. И если он не выходит на связь с вами, стало быть, не испытывает к тому особого желания. И вы не будете знать о нем ничего до тех пор, пока он не передумает.
— А вот тут вы ошибаетесь. — Дюгонь неспешно оглядел офицеров, и многочисленные складки на его драконьем лице пришли в жутковатое движение. Не сразу до Сергея с Потапом дошло, что высокий столичный чин попросту улыбается. Правда, улыбка была еще та. Как известно, рептилии просто не умеют улыбаться.
— Видите ли, дело в том, что нам известно, где он. — Любезно сообщил Дюгонь. — И вот уже на протяжении двух недель мы отслеживаем каждый шаг вашего товарища.
— Вот как? И вы хотите сказать, что он до сих пор вас не вычислил? — Миронов озадаченно переглянулся со Шматовым. — Честно говоря, звучит просто невероятно.
— Тем не менее, это так.
— Не верю. — Сергей тряхнул головой. — Скорее всего, он знает о ваших наблюдателях, но не возражает против них. Что лишний раз говорит о его добрых намерениях.
— Дай-то Бог. — Дюгонь пожевал губами. — И все-таки я хотел бы избежать лишних эксцессов. Именно по этой причине вам, друзья мои, придется, как новоиспеченным сотрудникам СИСТЕМЫ, проехаться с моими людьми.
— Далеко?
И снова складчатое лицо столичного туза изобразило улыбку.
— Не очень. Мы сядем в вертолет и нанесем дружеский визит вашему общему другу.
— Вы собираетесь задержать его?
— Скажем так, пригласить в компанию. Еще раз хочу, чтобы вы ясно поняли: мне нужен союзник. Живой и невредимый. Кроме того, я уже знаю, на какие трюки способен Дымов, а потому не хотел бы рисковать своими людьми.
— Великолепно! Значит, мы у вас будем вроде живого щита? — сумрачно констатировал Шматов.
Дюгонь красноречиво промолчал.
Глава 3
Матвей Павлович, начальник ИТК— 173 или попросту говоря — кум сидел на простом табурете, пальцами стиснув собственные колени. Если бы не эта хватка, ноги его наверняка бы дрожали. И было с чего. Пять минут назад Вадим подтвердил ему официальный диагноз. Рак поджелудочной железы в стадии метастазирования, плюс некоторые проблемки с пищеводом. Подтвердил и тут же пожалел об этом. Увы, господа медики донельзя запугали людей. Одно только озвучивание подобного диагноза уже воспринималось как смертельный приговор. Вот и бедолаге начальнику тотчас стало дурно. Пришлось срочно усаживать его в кресло, оглаживать бодрящим массажем и объяснять, что страшного ничего нет, что подобные вещи лечатся проще простого. Разумеется, начальник не поверил. Он вообще не верил врачам и науке, тем более, что последняя с негодованием отметала даже само предположение о том, что рак можно успешно лечить. Вадим в дискуссии по поводу спорных вопросов онкологии предпочитал не встревать. Всему свое время, и лучше многих других он понимал, что лет этак через сто медики планеты наконец-то научатся грамотно изничтожать колонии раковых паразитов. До тех же самых пор он просто констатировал диагнозы, после чего, засучив рукава, брался за лечение очередного пациента.
— Все-таки удачные были раньше названия, вы не находите? — он продолжал внимательно изучать больного. — Грудная жаба, рак… Возможно, излишне зоологично, зато удивительно метко. Жаба давит, затрудняет дыхание, душит во время сна. Рак гложет, скребет панцирем и клешнями.
— Это все так ужасно… — кое-как выдавил из себя начальник колонии. Было видно, что восторгов Дымова он отнюдь не разделяет, и даже произносимые вслух имена заболеваний вызывают у него отчаянный трепет.
— Бросьте, Матвей Павлович, — Вадим несколько смутился. — Ужасны не болезни, ужасно наше к ним отношение. Пока псориаз и онкоболезни возводятся на мраморный пьедестал неизлечимости, они и впрямь непобедимы. Но стоит нам перестать их уважать, и ремиссия может произойти сама собой. Тонус — вот, что лечит от всех болячек! Можно сколько угодно рассуждать о тайнах вилочковой железы, о лимфоцитах, макрофагах и антителах иммунной системы, но если нет тонуса, не будет и борьбы, а тонус можно разжигать в организме десятками различных способов. Всего-то и нужно — собраться с духом и выбрать подходящий.
— Как же его выбрать, если все мы поголовно безграмотные? — пробормотал начальник колонии. — А те же врачи только и рады, что пугать операциями.
— В этом наша беда и наше счастье. Вся жизнь — выбор, а этот выбор — один из труднейших. Либо ты что-то делаешь, либо опускаешь руки и впадаешь в черную депрессию. А уж хмурых да угрюмых болезни просто обожают. Запомните, Матвей Павлович, наше угнетенное состояние ускоряет течение болезней в десятки раз.