— Дурачка нашла… Еще и издеваются. Кто участок на свое имя раздобыл? Виталий не промах, сразу открестился… А мне для чего? Махорку кручу, на табаке экономлю, чтоб каждую копеечку на этот дом отдать… Потому что ведь для матери. А куда оно исчезает? Куда плывет? В какую прорву?
— Тсс, — оглянулась испуганно Зоя, и сам Захар оглянулся: не дай бог, мать услышит. Разве при ней можно об этом?
…Слышно было, как плакала Зоя.
— Я виновата… Я во всем виновата, — Женя терла пальцами виски. — Я не должна была позволить, чтоб ты женился на мне.
— Женя!
— Я знаю, что ты думаешь… Ты уже говорил мне один раз: тех денег, что идут на строительство, хватило бы лет на десять на санаторий для мамы… Отец и слушать не хочет об этом. Совершенно не понимаю, куда идут деньги?
— Женя! Разве дело в деньгах? Разве это главное? — пожал Виталий плечами. — Я вообще не могу вас понять. Особенно тебя. Неужели вы серьезно верите, что ваш сговор молчания о Борисе действует на мать как лекарство? Вы не лечите ее, а загоняете вглубь материнское горе. Я бы на твоем месте давно уже потребовал от Омеляна Свиридовича: пусть начистую выложит, что там у них было. Я почему-то уверен, что Борис оклеветан.
— Ты просто предубежден против моего отца, — сказала Женя с обидой, — ты его возненавидел с первого взгляда.
— «Первые взгляды» давно стали сто первыми, — ответил Виталий. — Откровенно тебе говорю, мое отношение к Омеляну Свиридовичу не улучшилось. Извини меня, Женя, но скрывать от тебя не хочу.
— Чем он тебе не угодил? — вспылила она.
— Мне угождать не надо, — остановил ее Виталий. — Просто я вижу, что «тайны» Омеляна Свиридовича не ограничиваются нашим никому не нужным строительством (которого, кстати, не видно!). Куда ни ткнись, везде туман. Везде что-то человек прячет, скрывает, наводит тень на плетень… Недавно спросил его, как там дела с комиссией, которая расследует на элеваторе причины аварии. И что ж, ты думаешь, он мне ответил? Оказывается, Омелян Свиридович ждет не дождется, чтобы комиссия обвинила во всем какие-то грунтовые воды!
— Ну и что? — раздраженно опросила Женя.
— Как «ну и что?» — возмутился Виталий. — Ты ведь сама говорила недавно со слов отца, что он сигнализировал о плохом цементе, еще и героем себя по этому случаю считал. При чем же тут «воды»?
— Ах, боже мой! — Женя еще крепче сжала руками виски. — Ни ты, ни я, ни Борис ничего не смыслим в строительном деле… И все равно каждый сует нос, обвиняет… А тем временем отца восстановили на работе. И в партии восстановят. Увидишь.
— Не я его обвиняю, — сказал Виталий, — а сторож. В первую очередь сторож, который…
— Да… это ужасно! — не дала ему договорить Женя. — Сперва… после аварии он мне снился почти каждую ночь. Хотя я никогда не видела этого человека… Но отец невиновен. Я чувствую, что невиновен… Он сам чуть не плакал. И когда приходила вдова этого сторожа…
— Омелян Свиридович дал ей денег, — продолжал Виталий. — Да. Это был единственный случай, когда наши деньги пошли на полезное дело.
— Что ж, по-твоему, отец пропивает наши деньги? На любовниц тратит? — возмутилась Женя.
— Ничего я не знаю, — сказал устало Виталий, — пусть бы по крайней мере показал нам эти свои бревна… Где они там хранятся? У какого Кощея Бессмертного? Хоть бы Захара сводил на экскурсию. Убедился бы человек, что не зря его почти догола раздели.
Женя вытерла слезы и подошла к Виталию.
— Скажи мне, почему ты тогда согласился остаться? Все зависело от тебя. Ты прекрасно понимал, что нам лучше уйти. Но ты остался. Что это было? Красивый жест? Необдуманный благородный порыв? А теперь ты жалеешь о нем? Так ведь еще не поздно! Хоть завтра, хоть сейчас. Я согласна. Уйдем. Не могу я смотреть, как ты мучишься. И во всем виновата я. А что думает обо мне твой отец? Наверняка ненавидит меня. А твои друзья? Ты вот скрыл, а я знаю — они на каком-то собрании обсуждали твою личную жизнь… твой «моральный облик». И эта ваша поэтесса, Жаклина, заявила, что ты катишься в обывательский омут. Это правда?
Виталий ответил не сразу. Разговор тогда получился нескладный. Жорка Мацкевич с самого начала предупреждал, что ничего не выйдет. Он сперва отказался принимать участие в «мероприятии», но Жаклина так прицепилась, что ему надоело огрызаться и он согласился при условии, что будет «безмолвно присутствовать».
Молчать, конечно, не удалось: Жаклина понесла околесицу, а Юлик, который больше всех петушился, когда поддерживал Жаклину, сидел, как воды в рот набрал. Да и Жорка не исправил положения: кто же это затевает «задушевный разговор» в присутствии четырех человек!