Сейчас, когда все смеялись, он не мог более притворяться спящим и поднял голову, чтобы посмотреть на свой «сон» вместе со всеми. Последний рисунок изображал только дымящиеся развалины.
— Сгорела школа, — объявил Пантелеев.
— А где же Икупчейвун? — спросили все.
— Да, где же я? — повторил Икупчейвун.
— Лопнул от радости! — пояснил Новый год. — Теперь в школу ходить не надо.
Зрители смеялись. Александр Петрович сдержанно улыбался…
— Я, можно я? — сказал Кеулин. — Придумал желание!
— Сон Кеулина! — объявил Новый год.
Спокойная Кымытгивев взяла другой сверток. На первом листе была изображена учительница математики с завязанной, как у известного чеховского генерала Булдеева, щекой.
— Елена Павловна заболела.
Потом шел учитель физкультуры с рукой на перевязи, я — с торчащим из-под мышки градусником, величиной с полено, и так далее, и наконец, школа с забитыми крест-накрест дверями и надписью: «Карантин».
На последней парте Икупчейвун и Кеулин смеялись, довольные своими снами и тем, что были в центре внимания.
За этот номер мы получили первый приз…
В заключение рассказа своего должен сказать, что не стало у нас после этого все идеально. По-прежнему ребятам моим никак не давался русский язык, по-прежнему было по двадцать ошибок в диктанте. Но когда Икупчейвун вдруг мрачнел или Кеулин заглядывал в окно, я, вместо того чтобы читать нравоучения, спрашивал: «Что, Юра (или: что, Петя?)? Опять видите свои сны?» И лица их светлели, оба улыбались, и работать нам было легче…
На дежурстве
Весной успеваемость, несмотря на призывы учителей «поднажать в последней четверти», становилась хуже. Отчасти были виноваты в этом быстро набирающие силу белые ночи. Солнце с каждым разом садилось все позже и позже, и дети все дольше по вечерам не уходили с улицы, бегали по поселку, когда им давно пора было спать. В школе на общем родительском собрании постановили с этим бороться, а в помощь родителям организовали дежурство учителей.
Иван Васильевич и Валентин Михайлович сошлись около десяти вечера у школы. Они покурили, глядя на море, которое уже открылось, только у берега метров на пятьдесят стоял припай. Полоса заката разлилась у горизонта, словно красные учительские чернила.
— Одна заря сменить другую спешит, дав ночи полчаса, — припомнил, продекламировал Валентин Михайлович. Он первый год жил здесь, приехав сразу после института, а потому каждое время года и все, что оно с собой приносило, было для него ново. Новы были затяжные штормы осенью, пурги и сияния зимой, а теперь вот белые ночи.
— Скоро и полчаса не даст, — отозвался Иван Васильевич. — Скатится вот сюда, — он имел в виду солнце, — постоит напротив поселка и снова вверх.
Иван Васильевич был старожилом.
Они пошли вдоль поселка, растянувшегося по косе, и справа у них было море, а слева лагуна, а за лагуной сопки — привычные их очертания. Сейчас на их склонах лежали тени: в той стороне были сумерки. Поселок был небольшой, одна прямая недлинная улица. Дети, еще издалека завидев учителей, прятались за дома, пережидали там, а потом с любопытством выглядывали. Стояли возле домов и взрослые чукчи. Вспомнив уговор на собрании, они покрикивали на детей, но не было в их голосах настоящей строгости. Когда учителя подходили, они качали головами и сокрушенно улыбались по поводу своей родительской беспомощности.
Дежурство выходило совершенно бесполезным. Не бегать же за учениками и не затаскивать их в дома силой.
— Вон и Локке мой, — возмутился Валентин Михайлович, заметив мелькнувшую за углом фигуру. — Добро бы хорошо учился, а то… Вот недавно отсутствовал три дня. Явился, спрашиваю: почему не ходил? Болел. А лицо — будто он месяц на Черном море загорал!
— В Дежнев ездил за утками, — спокойно сказал Иван Васильевич. — Там сейчас самая охота. Утки на Север идут.
— Да. Пошел я к нему домой. А он, оказывается, с отцом и ездил!
Иван Васильевич засмеялся.
— Скоро не станут ездить, — успокоил он. — Утки через косу полетят, за поселком.
— Да не в этом дело. Дело в принципе, — горячился Валентин Михайлович. — Родители не влияют на детей. Хоть сейчас, например…
Они уже прошли весь поселок и повернули обратно. Теперь море было слева, лагуна справа, а прямо перед ними вставала сопка. И дети как-то само собой оказались в противоположном конце поселка, мелькали под сопкой, и оттуда доносились их крики.
— А вы не думали, что они просто нуждаются в солнце? — сказал Иван Васильевич. — Долгая полярная ночь, пурги, сидение дома… Элементарная нехватка ультрафиолетовых лучей. А лето короткое. Вот они и используют каждую минуту. Пока солнце не зайдет, никто не ляжет. Да и вы не ляжете.