Долго находилась в палате. Стояла капельница, а он спал. Вот VIP-палату я обеспечить ему могла и обеспечила. Его деньгами распоряжаться не хотелось, даже по доверенности. Только то, что он просил, вернее, приказал сделать.
Надо сообщить родственникам. Я думала об этом с момента госпитализации. Только кому и как? Матери вот так сходу ляпнуть про прединфарктное состояние единственного сына… Господи, только не это. Отцу? Не знаю. С ним вовсе разговаривать не хотелось. Он как рентген, всё видит насквозь. Начнёт задавать неудобные вопросы. Я его ещё тогда побаивалась, когда мы с Ильёй вместе были, а теперь тем более. Или сообщить Ляле? Она вроде жена законная. Представила реакцию. Нет, это наваждение какое-то. У Ильи есть родные. Они должны принимать решения по его лечению, и советоваться он должен с ними. Не со мной же. Мы встретились только вчера и сегодня провели вместе полдня, даже меньше.
А что я им скажу? Знаете, я тут от вашего сына и мужа детей имею. И он, узнав об этом, купил им дорогущую квартиру. Ну типа, не им, а себе, но на моё имя. Я ремонтом озаботиться должна, на мой вкус и цвет, и девочки мне в помощь.
Мама дорогая, кто в этот бред поверит!
Но сообщать всё одно надо! Решила начать с Ляли, мне нужен телефон зама Ильи. Потому что все платежи теперь только через меня. А у Ильи телефон вообще отобрали, чтобы не было лишних раздражителей. Хотя все раздражители у него в голове, так что телефон — такая малость. Но спит же под действием снотворных, так что голову отключили тоже.
Я попросила у него прощения за то, что сотворить собираюсь. А потом набрала номер Ляли. Мне номера все он сам дал, когда его оформляли и телефон забирали. На всякий случай дал, если совсем плохо будет.
— Алевтина, добрый вечер. Это Эмилия тебя беспокоит.
— Кто?
Её голос мне трезвым не показался.
— Эмилия! Я раньше, не знаю даже как сказать, встречалась с твоим мужем. Мы дружили.
— А-а-а! Одна из его шлюх! И что шлюхе надо?
— Мне нужен телефон его зама.
— Лара, этой шлюхе нужен телефон твоего мужа, она на двоих работает.
Дальше в трубке раздался совсем другой голос.
— С вами говорит Лариса, жена заместителя Ильи Дмитриевича. Я передам ваш номер мужу. Что-то случилось?
— Да. Именно поэтому я вас и беспокою. Он в больнице. По-простому, с прединфарктным состоянием, а как это звучит у медиков я произнести не смогу. В Москве.
— Я немедленно передам мужу. Он с вами свяжется и прилетит в столицу. Нужна доверенность. Финансами Илья распоряжался только сам. А как вы понимаете, дело не ждёт.
— Он оформил доверенность на меня.
— Хорошо, спасибо. В каком он состоянии?
— Средней тяжести. Врачи надеются избежать инфаркта.
— Вы родителям сообщили? И простите Лялю, она немного не в себе.
— Лялю я слишком хорошо знаю, чтобы прощать. До свидания!
Затем я набрала номер отца Ильи.
— Дмитрий Сергеевич, вас Мила беспокоит из Москвы.
— Да, Милочка, рад тебя слышать. Ну, как там мои внучки поживают? Познакомиться бы.
— Внучки нормально, спасибо. Илья в больнице, вы не могли бы приехать?
— Первым же рейсом.
— Сообщите время, я вас встречу.
— Не надо, ты с ним?
— Да.
— Я как прилечу, наберу тебя. Там и встретимся. И я сына его с собой возьму. Ничего?
— Берите. Озадачим нашу няню ещё одним ребёнком. Вам не интересно, что с Ильёй?
— Сердце, я догадываюсь. Всё, жди.
Вот как всегда, он всё знает. Ай да Дмитрий Сергеевич. Даже о состоянии не спросил. Хотя о чём спрашивать: если бы всё было легко, я бы не звонила и не беспокоила. А если бы, не дай Бог, что — то сказала бы сразу.
Всё! Я всё сделала правильно.
Позвонила Ольге. Дома, слава Богу, всё без приключений. Пожелала дочерям спокойной ночи и передала привет от папы. Он бы точно передал.
Можно было бы и к ним поехать переночевать, но я не могла. Не могла оставить Илью одного. Мне казалось, что та болезнь, которая навалилась на него, называется не сердечная недостаточность, а человеческое одиночество. Я как никто знала симптомы этой болезни. Значит, и лечить его могу, просто дав понять, что я рядом. Душа к душе. Пусть ни один медик не поймёт и не признает такого лечения, но оно самое что ни на есть действенное.
Придвинула стул к кровати и взяла его за руку. Я гладила пальцы, ладонь. Я передавала ему своё тепло и говорила, понимая, что он спит и не слышит меня. А я так много должна ему сказать за прошедшие шесть лет. Я так давно хотела всё это ему сказать. Я была виновата перед ним. Хотя и он передо мной виноват, во сто крат больше. Но я простила. Давно простила. Понимая, что любила всегда только его, да и люблю тоже. Любят же вопреки. А вопреки чему? Точно — здравому смыслу.