Выбрать главу

…Ну, теперь осторожно… чистая бумага приготовлена, карандаш приготовлен и мой репетитор тоже здесь, теперь… только осторожно… плюх!

Что происходит?! Ровно ничего не происходит… Именно так, как я и предполагал… Одна секунда, вторая секунда, третья… пятая… десятая… Записать: на десятой секунде, на одном темно-коричневом (то есть naturaliter сером) — золотистый пузырек величиной с булавочную головку. Пятнадцатая секунда. Двадцатая. Тридцатая. Второй золотистый пузырек. Записать: на тридцатой секунде — второй золотистый пузырек… И больше ничего. И в начале слова изволит вместо h писать spiritus asper[187]… Да, только это не его находка… Но до такого рода модных глупостей он, сдается, еще больше охоч, чем это в моде у ему подобных… Итак, два золотистых пузырька и больше ничего… Превосходно… А второе переложение из Анакреонта и вовсе переиначено… Как будто женщина вовсе лишена ума… Нужно признаться, что Кара иной раз вполне на одной доске со мной. Да-а. Разумеется, ежели перевод точный (не было у меня до сих пор времени проверить), то за эту глупость в ответе сам древний Анакреонт… Но за lexika эстонского языка отвечает этот молокосос. А она у него — ниже всякой критики! Та, что всех прелестней. Прелесть — это же значит ковы, хитрость, коварство, лукавство, обман! Прелестный, как adjectivum, что это, по его мнению, там означает? Ага, понимаю, он хочет сказать красивей, но языка не знает и говорит прелестней, и все эстонцы будут над ним смеяться… В шесть часов, когда он придет сюда и я буду с ним беседовать, расспрошу его про Зонтага. Ибо сдается мне, что этот парень (как ни странно) близко соприкасается с суперинтендентом. И по поводу его Анакреонта я выскажу ему правду. Розенплентер ведь не решится пересказать ему мое мнение, слишком он для этого деликатен. А молодому человеку следует сразу знать, чего стоят его опыты. Вреда от того, что он узнает, ему не будет. Одна польза. Ежели только он сам чего-то стоит. А судя по его «Мифологии», это именно так. И этого я никогда не скрывал. И ежели он будет усердно трудиться, из него может получиться неплохой лингвист. Должно быть, он и стихи писал. Не помню, кто мне говорил. Только, разумеется, он не поэт. Это уж сразу видно…

…Осторожно! Теперь! Плюх!

О-о-о! Какой взрыв! Ух ты, как забродило! Того и гляди кислота через край польется! Ей-богу, настоящий шторм в мензуре! В первую же секунду десять тысяч пузырьков! Одним словом, ясно! Неопровержимо ясно! Где мои выписки из Гвидотти… Ага, там, в манускрипте библейской истории… Стой-стой-стой, вот они!

«Сердцевина, часто довольно гетерогенная, подобная известняку масса, будучи опущена в кислоту, вызывает сильнейшее шипение»… Ну, мои господа оппоненты, мои господа приверженцы трезвости, мои господа апостолы деловитости, все вы, взявшие в привычку столь часто каркать против моих утверждений, теперь вам ясно?! Ах так, а удельный вес? А все же? Минутку, минутку, минутку!

Кислоту обратно в бутыль. Мензуры сполоснуть… Какой приятный резкий запах у серной кислоты… Теперь налить воды… Так. Какова же кубатура камней из кармана моих штанов?

…Семь и восемь десятых кубического дюйма… Округлим до восьми… Нет, не будем округлять. Вычислим точно. Семь и восемь десятых… Теперь весы… Где они у меня…

Та, что всех прелестней, пламени сильнее…

Что сей Анакреонт, сей старый мужеложец вообще хочет этим сказать?! А я бы сказал так:

Той, что всех красивей, и огонь не страшен…—

или примерно в таком роде… Ну да, только я не совсем уверен, что Кара назвала бы огнем то, что она разожгла во мне… Ха-ха-ха-ха а… Но, истинная правда, и она это знает (впрочем, знает ли?), конечно, знает, что, по мере того как с годами этот огонь все уменьшается, тем более истым он становится. Да. Само собой понятно, что так оно и есть. Что?.. А может быть, в нашей жизни с ней и не было истинного огня? Может быть, у меня, по моей натуре, его не было? Во всяком случае, такого, который полностью завладел бы душой и телом Кары?.. Чушь! Спустя несколько месяцев после нашего венчания она напомнила мне своим птичьим щебетом, что в тот самый вечер, когда нас повенчали в церкви Яана, я три часа просидел за письменным столом над каким-то письмом Розенплентеру… Может, так оно и было. А почему бы и нет?.. Господи боже, к тому времени мы уже десять лет жили с Карой. А нынче вот уже скоро двенадцать будет. И должен признаться, что, хотя, памятуя о покойной Доре, внутренний голос запрещает мне об этом даже самому себе говорить, с Карой я, как бы это сказать, ну, счастливее, что ли (да, наверное, более точного слова и не подберешь), счастливее, чем был с Дорой. Не оттого, что Дора так рано начала хиреть и таять и становилась все тише и прозрачнее. А оттого, что при всем этом она продолжала оставаться дочерью тартуского ратмана…

вернуться

187

Апостроф (лат.).