– Ворота упали.
– Чего? – Я обернулся, когда по правую руку уже никого не было – Лев спускался к полю.
Я посмотрел вперед – там, где только что была красная куча-мала из радостных детей, теперь был тревожный гам, ребята отпрянули друг от друга и замерли, будто игрушечные солдатики, выставленные на поле.
Место слева тоже опустело, Слава заторопился на поле, и только я, как заторможенный, вцепился в пластиковое кресло под собой. Вокруг меня тревожный поток взрослых спешил спуститься с трибун, то и дело спрашивая друг у друга: «Ты видишь, что там? Бредли в порядке? Ты его видишь?» Мне не нужно было ничего спрашивать, чтобы понять, что Бредли в порядке. Я знал, заведомо точно знал, что эта беда, влетевшая как камень в окно, ударила по нам.
Я опомнился, рывком поднялся со своего места, тоже побежал на поле. Мне не хотелось туда бежать, я хотел как можно дольше продлить эту неизвестность, дающую право на надежду: «Может, все-таки не он». Но я побежал, потому что это было непростительно трусливо.
Быстро пройдя взглядом по спинам взрослых и не найдя среди них своих родителей, я окончательно убедился, что беда случилась именно с Ваней – значит, они там, внутри кольца толпы, возле него. Поперек мыслей застыла фраза Льва «Ворота упали» – и еще, непонятно откуда, почти что энциклопедическая информация: «Футбольные ворота весят больше ста килограмм». Господи, зачем я вообще об этом знаю?
Я пробивался через теплые, липкие, взмокшие на жаре тела, даже забывая думать об отвращении, какое всегда со мной случалось при таком тесном контакте. Оказавшись в первом ряду этого круга, я увидел картину, на секунду вернувшую меня в детство: такая же толпа и давка на проезжей части, автобус, сбитая женщина и Лев – супергерой. Теперь, склонившись, он сидел над Ваней, а чуть в стороне лежали те злосчастные ворота, некстати напоминавшие своей формой гроб.
«Что случилось?» – вопрос, доносившийся со всех сторон, его задавал каждый подоспевший к месту событий.
– Он прыгнул на ворота, – поясняли мальчики из команды. – Повис, как на турнике, и они перевернулись.
И каждый считал себя самым умным, отвечая:
– Надо позвонить в 911.
– Уже позвонили, – отчитывался хор голосов.
Родители тем временем проживали другую жизнь, отдельную от праздного любопытства толпы. Лев зажал два пальца на тонкой Ваниной шее, а Слава выжидающе смотрел на него. Я опустился рядом с ними на колени.
– Ну что? – нетерпеливо спросил Слава.
– Не могу нащупать пульс.
– Так, может, его нет?
– Может.
– И что делать?
Он отодвинул Ванино веко, посмотрел на зрачки, затем велел Славе помочь снять с Вани футболку. Он все делал быстро, но я не мог отделаться от ощущения, что все действия Льва сквозят неуверенностью.
Дальше последовала сцена, которую до этого я видел только в кино, – десятки нажатий на Ванину грудную клетку, от которых его тело трепыхалось, как кукольное. Я притянул колени к груди и отвернулся, чтобы не смотреть, – тут же наткнулся взглядом на толпу зевак. Они сочувственно глазели на нас, держась при этом на расстоянии – как будто несчастье заразно.
Я слышал, как родители переговариваются:
– Не получается?
– Нет.
– И что делать? – опять спрашивал Слава.
Лев не ответил, но по гулкому звуку, похожему на удары, я понял, что он продолжил давить на грудную клетку.
Машина скорой помощи въехала прямо на поле. Мне казалось, прошла целая вечность, но, когда я глянул на часы, удивился: три минуты. Машина скорой была похожа на желтый грузовик с квадратным кузовом. Я знал, что в России желтый – это цвет реанимации. Здесь, наверное, тоже.
Медицинская бригада – двое врачей (фельдшеров?) мягко отодвинули Льва от Вани. Молодые ребята с носилками в два слаженных действия погрузили Ваню в машину – там, как я увидел мельком, целая больница с аппаратами, проводами, трубками и экранами. Я представил, как доктора возьмут дефибрилляторы и будут бить Ваню током: бз-з-з – разряд.
Наверное, это они и делали, я не смотрел – смотрели родители, Слава стоял у левой двери, Лев – у правой. Какое-то время, наверняка недолгое, но показавшееся мне невыносимо длинным (я удивлялся, как еще не наступил вечер), была напряженная тишина. В машине что-то происходило, но я зажал уши и закрыл глаза.
Потом Слава сказал:
– Завели.
Я отнял ладони от ушей – мне послышалось?
– Что? – переспросил я.
– Сердце завели.
– Значит, бьется?
– Да.
Слава расслабился и часто задышал, как после бега. Из скорой высунулся парень в синей форме и спросил, кто поедет с мальчиком.
– Я, – выдохнул Слава и посмотрел на Льва. – Ты поедешь?