– Я имею право там быть! Это меня тоже касается!
Лев, резко остановившись, развернулся ко мне и, выделяя каждое слово, раздраженно произнес:
– Господи, почему ты все время создаешь проблемы?
Я непонимающе смотрел на него.
– Хоть раз замолчи, успокойся и сделай так, как тебя просят. Это что, так сложно?
Пока я пытался осознать, о чем он говорит, Лев снова стал уходить от меня. Я закричал ему вслед:
– Ты оставляешь меня одного, даже не объяснив, что случилось!
– Он в коме, – бросил Лев через плечо. – Легче тебе от этой информации?
Не помню, как дошел до дома. Забравшись в комнату через окно квартиры, я не стал включать свет, хотя на улице стояла тяжелая хмарь. Отодвинув раздвижные двери гардеробной, я оказался на Ваниной территории, где царил «логически выверенный порядок». Так называл Ваня свой хаос: кроме одежды на полу, к которой я уже привык, в этой комнатке можно было встретить носок, почему-то оказавшийся в стакане с недопитым чаем, или футболку, приклеенную к потолку. Ваня ставил эксперимент: если он будет кидать свою грязную футболку к потолку бесконечное количество раз, случится ли в какой-нибудь момент такое соприкосновение футболки и поверхности потолка, что футболка к нему прилипнет? Случилось.
– Это наука, – гордо объяснял он Славе, когда тот впервые увидел этот арт-объект.
Но папу это не впечатлило.
– Сними немедленно.
– Это вероломство! – обиженно ответил Ваня, но снял.
Сейчас, по Ваниным меркам, здесь царила чистота: всего-то мятые джинсы на полу (одной штаниной они были опущены в мусорное ведро), на столе – сваленные в кучу тетради и учебники, на книжной полке между «Томом Сойером» и «Ромео и Джульеттой» лежал кроссовок без шнурков. Я улыбнулся на секунду: не верилось, что хозяин этого забавного бардака сейчас где-то между жизнью и смертью. Как это вообще возможно: Ванин кроссовок между книгами есть, а его самого может не стать? Кто тогда оставил тут этот кроссовок? Куда люди деваются в этом всепоглощающем мире?
Мысль о том, что мой брат, его писклявый голос, его несмешные шутки про туалет и рыганья, его музыкальные способности, его локти на столе, его невыдержанность, когда он злится, все, что можно собрать в одно целое и понять: это Ваня, – все в одну секунду исчезнет, раз и навсегда перестанет существовать, как будто и не было никогда, – это понимание навело на меня невыносимый удушающий ужас. Как странно, что это происходит с другими людьми постоянно, но так и неспособно в полной мере осознаться нами, продолжающими жить.
Теперь на пороге его комнаты мне почему-то вспоминалось все самое ерундовое, самое незначительное, что было между нами: ну, например, как мы сидели на набережной и ели сладкую вату с одной палочки, ни о чем не разговаривая. Я никогда это не вспоминал, а сейчас вспомнил, и это заставило меня расплакаться. Ужасно глупо.
Чтобы успокоиться, я решил отвлечься, сел за Ванин стол и зашел с телефона в ютуб, но, какой бы ролик я ни включил, он был о Ване. Я включал путешествие тревел-блогера по Австралии и вспоминал, как Ваня говорил, что не хотел бы жить в Австралии, потому что там полно огромных насекомых. Я переключал на интервью, и оно обязательно было с рэпером, про которого Ваня говорил, что хочет быть таким же. Я тогда смеялся и дразнил его, что он равняется на бесталанных дураков, но теперь думал только одно: «Возвращайся и будь кем хочешь, главное – будь». В конце концов я включил видео с названием «Секреты обслуживания карбюратора», понадеявшись, что хоть тут не будет болезненных ассоциаций, но дурацкий ведущий начал ролик со слов: «Всем привет, меня зовут Иван Ефимов…» Я проныл мысленно: «Ива-а-ан» – и разревелся.
Размазывая слезы по лицу, я отложил свой телефон. Оглядевшись, заметил на полке Ванин планшет. Взял его, попытался включить, но стоял защитный код. Я ввел «1234», и планшет разблокировался. Тогда я зашел на Ванин ютуб и начал смотреть по очереди его рекомендации: сначала что-то муторное про «Майнкрафт», потом «100 слоев пузырчатой пленки», потом «Восемь пранков для школы» и, наконец, «Чайковский: лучшее» – двухчасовое видео. Включив последнее, я отложил планшет, лег на Ванину кровать и завернулся в покрывало.
Я старался думать о лучшем: люди выходят из комы – это факт, так что нечего хоронить раньше времени. Но зашкаливающая тревожность перебивала любые проблески рациональности в моей голове.
«А вдруг умрет! Только представь! А если бы ты не уговорил родителей взять его из детдома, вы бы его не усыновили, не привезли сюда, он бы не начал играть в футбол и не пришиб бы себя воротами!»
Я зажимал уши краями подушки и переворачивался на другой бок.