— Нет.
— Стены были фактически однородными?
Молчание.
— Обвинитель спрашивает вас, — пояснил судья Рэнкин, — не было ли в стенах пустот.
В спокойном, мягком голосе ощущались здравомыслие, способное сводить все факты к их подлинным ценностям, и умение властвовать над залом суда.
— Пустот, милорд? — переспросил свидетель. — Разумеется, нет.
Судья с любопытством посмотрел на мистера Лотона, и ручка в его пухлых пальцах заскользила по странице в книги записей.
— Не было даже щели, достаточно широкой, чтобы пропустить стержень стрелы? — допытывался обвинитель.
— Нет, сэр. Ничего подобного.
— Благодарю вас.
Перекрестного допроса не было — Г. М. молча покачал головой и сгорбил плечи под мантией. Он сидел в той же статичной позе, и оставалось надеяться, что он не сверлит присяжных злобным взглядом.
— Вызовите Амелию Джордан.
Мисс Джордан препроводили на свидетельское место — в узкую кабинку, стоящую под прямым углом между скамьями жюри и судейской скамьей. По-видимому, в обычных обстоятельствах она была спокойной и деловой женщиной. Но сейчас она споткнулась, поднимаясь по ступенькам к месту свидетеля, и было заметно, что женщина явно нервничала, произнося слова присяги. Явилась ли нервозность причиной того, что она споткнулась, или наоборот — мы не могли определить, но женщина густо покраснела. К тому же она явно страдала каким-то недугом. Амелия Джордан явно перешагнула тридцатилетний рубеж. У нее были каштановые волосы и голубые глаза под маленькими хромированными очками, едва заметными на привлекательном, но иссушенном болезнью лице. Одежда вызвала благоприятные отзывы двух женщин, сидящих позади нас. На ней было все черное — в том числе шляпка с козырьком, как у фуражки.
— Ваше имя Флора Амелия Джордан?
— Да. — Ответ прозвучал хрипловато, словно голос пытался найти нужный уровень. Не глядя на судью и присяжных, она смотрела на напыщенную фигуру мистера Хантли Лотона.
— Вы были личным секретарем мистера Хьюма?
— Да… То есть нет. Я уже давно не являлась его секретарем — после отхода от дел секретарь был ему не нужен… Я вела хозяйство — это было лучше, чем держать платную экономку.
— Милорд и жюри все понимают, — умиротворяюще произнес обвинитель. — Вы были кем-то вроде родственников?
— Нет-нет, мы не были родственниками. Мы…
— Понятно, мисс Джордан. Сколько времени вы пробыли с ним?
— Четырнадцать лет.
— Вы близко его знали?
— Да, очень близко.
Обвинитель предъявил два письма, касающиеся помолвки Мэри Хьюм, — одно от девушки к отцу, другое от отца к дочери, — и попросил подтвердить их подлинность. Мисс Джордан, по ее словам, видела первое письмо и помогала писать второе. Характеры начинали вырисовываться. Судя по ее письму, Мэри Хьюм была импульсивной, ветреной и слегка непоследовательной, как и можно было себе представить по фотографии блондинки с широко расставленными глазами, которая украшала сегодняшний утренний выпуск «Дейли экспресс», но при этом не чуждой практичности. Эйвори Хьюм выглядел снисходительным и осторожным, со склонностью к педантичным проповедям. Больше всего его, казалось, радовала одна мысль: «Верю, что пройдет не слишком много лет, когда я смогу с уверенностью сказать, что вскоре у меня появится внук… (В этот момент человек на скамье подсудимых побледнел, как привидение.) Я так уверен в этом, моя дорогая дочка, что собираюсь оставить все свое состояние в виде траста для сына, который у тебя появится. Надеюсь провести много счастливых лет в вашей компании».
Послышалось неловкое покашливание. Ансуэлл сидел, уставясь на лежащие на коленях руки. Мистер Хантли Лотон продолжал допрос Амелии Джордан.
— Вы помните какие-нибудь конкретные замечания мистера Хьюма насчет помолвки?
— Да. Он говорил, что очень доволен и не мог желать ничего лучшего. «А вы что-нибудь знаете о мистере Ансуэлле?» — спросила я. «Да, он прекрасный молодой человек — я знал его мать, она была очень основательная женщина». Что-то в этом роде.
— Иными словами, он рассматривал брак как решенное дело?
— Ну, мы так думали.
— Мы?
— Доктор Спенсер Хьюм и я. По крайней мере, я так считала — за других не могу отвечать.
— Скажите, мисс Джордан, между 31 декабря и 4 января вы заметили какую-нибудь перемену в поведении мистера Хьюма?
— Да.
— Когда впервые вы заметили ее?
— В субботу утром — в день его смерти.
— Пожалуйста, объясните, что именно вы заметили.
Гипнотические манеры мистера Лотона подействовали успокаивающе. Мисс Джордан стала говорить тихо, но отчетливо. Сначала она не знала, куда девать руки, но в конце концов решительно стиснула ими перила. Когда она говорила о письме, которое помогала писать, то с трудом сдерживала слезы.
— Вот как все произошло, — начала мисс Джордан. — В пятницу было решено, что доктор Спенсер Хьюм и я поедем на автомобиле в Суссекс поздравить Мэри и провести уик-энд с ее друзьями. Но мы не могли выехать раньше субботнего вечера, так как доктор Хьюм состоит в штате больницы Сент-Прейд и должен был работать допоздна. В пятницу вечером Мэри позвонила отцу из Суссекса, и я сообщила ей об этом…
— А мистер Эйвори Хьюм собирался ехать с вами? — спросил обвинитель.
— Нет, он не мог. У него были какие-то дела в субботу — кажется, отчеты пресвитерианской церкви. Но он просил передать от него поздравления, а мы собирались привезти Мэри с собой.
— Понятно. А в субботу утром, мисс Джордан?
— В субботу утром, когда мы завтракали, пришло письмо от Мэри — я узнала ее почерк и удивилась, что она написала отцу, хотя вчера вечером говорила с ним по телефону.
— Что стало с этим письмом?
— Не знаю. Потом мы искали его, но нигде не могли найти.
— А что делал или говорил мистер Хьюм?
— Прочитав письмо, он быстро встал, спрятал его в карман и отошел к окну. Я спросила: «Что-то не так?» А он ответил: «Жених Мэри решил приехать сегодня в Лондон и хочет повидать нас». — «Значит, мы не поедем в Суссекс?» — сказала я, имея в виду, что мы должны принять мистера Ансуэлла и пригласить его к обеду. Он отвернулся от окна и заявил: «Пожалуйста, делайте то, что вам говорят, вы поедете туда, как планировали».
— Каким тоном он это произнес?
— Очень холодным и резким, а это опасный признак.
— Что произошло потом?
— Ну, я спросила: «Но ведь вы пригласите его к обеду?» Секунду он смотрел на меня, а потом ответил: «Мы не будем приглашать его ни к обеду, ни куда-либо еще» — и вышел из комнаты.
Человек на скамье подсудимых на миг поднял взгляд.
— Насколько я понимаю, мисс Джордан, в субботу около половины второго вы проходили мимо двери гостиной в холле?
— Да.
— И вы слышали, как мистер Хьюм говорил по телефону в гостиной?
— Да.
— Вы заглянули в комнату?
— Да. Мистер Хьюм сидел за столом между окнами, где стоял телефон, спиной ко мне.
— Пожалуйста, повторите как можно точнее его слова, которые вы слышали.
Свидетельница спокойно кивнула:
— Он сказал: «Учитывая то, что я слышал, мистер Ансуэлл…»
— Вы можете поклясться, что он сказал: «Учитывая то, что я слышал…»?
— Да.
— Пожалуйста, продолжайте.
— «Учитывая то, что я слышал, полагаю, нам лучше уладить дела, касающиеся моей дочери».
Судья устремил маленькие глазки на обвинителя и заговорил в той же неторопливой манере:
— Мистер Лотон, вы намерены заявить, что на другом конце провода говорил обвиняемый?
— С вашего позволения, милорд, мы предъявим свидетеля, который слышал обоих участников разговора по параллельному аппарату в конце холла. Думаю, он сможет сообщить, был ли это голос обвиняемого.
На левой стороне передней скамьи послышался громкий кашель, звучащий злобно и агрессивно. Г. М. поднялся, опершись кулаками на стол. По какой-то причине косичка его парика задралась вверх, как поросячий хвостик. Его голос был первым no-настоящему человеческим звуком, который мы слышали здесь.