Брэндан в это утро выглядел спокойным, но озабоченным. По нему было видно, что он тоже мало спал в ту ночь. Горничная еще не пришла убирать библиотеку, и разбитые куски каменной головы все еще валялись на полу. Высокая белая корона дала трещину и отвалилась от царственного чела Озириса. Голова змеи — этот царский символ — осталась прикрепленной к отломанному куску, все так же настороженно поднимаясь, будто живя самостоятельной жизнью.
Я постаралась объяснить, что причиной, которая вынудила меня изменить свое решение, было только беспокойство о судьбе Джереми. Это было принято Брэнданом с официальной холодностью. Вопреки всякому разуму меня угнетала мысль, что он стал для меня так недосягаем. Но я сказала себе, что именно в этом состояло мое желание, и разговаривала с ним в такой же беспристрастной манере.
— Я дам вам время, — сказал он, — но не очень много и только потому, что хочу заняться расследованием обстоятельств более тщательно, чем был в состоянии сделать до сих пор. Было бы лучше поместить мальчика в какую-нибудь частную клинику, где ему предоставят хороший уход и лечение. Психиатрическая больница в Блюмингдейле не в моем вкусе. Но, по крайней мере, я чувствую большое облегчение из-за вашего согласия остаться здесь на это время.
Разговор не слишком ободрил меня, но мне теперь придется жить и довольствоваться моментом, пока я не найду ответа на вопросы, которые поставила перед собой.
Я нагнулась, чтобы подобрать плоское ожерелье, которое лежало посреди осколков, и протянула его Брэндану.
— Очень трудно поверить, что Джереми захотел разрушить то, чем так восхищался, — заметила я. — Тем более после того, как он затратил столько труда, чтобы сделать это ожерелье для Озириса.
— Именно так, — согласился Брэндан. — Сам факт лишь подтверждает иррациональность его поступков. Я уважаю ваши чувства по отношению к мальчику, Меган, но ваши эмоции не должны ослеплять вас.
Я не стала защищаться. Ведь я могла и ошибаться. Но все же мне нельзя было отступать, пока я не буду уверена до конца. Уже собираясь уйти, я вспомнила просьбу Джереми и изложила ее:
— Не позволите ли вы мальчику посетить открытие дома-мемориала? Ему так хочется побывать там. Не так уж велика милость разрешить ему это.
Как и раньше, Брэндан, казалось, весь напрягся при одном упоминании о мемориале, явно не одобряя все, что с ним связано.
— Именно этого я никак не могу позволить, — сказал он. — Зачем ему это нужно?
— Вероятно, он рассматривает это как… как наказание себе, — предположила я, не желая говорить правду о признании Джереми. — Почему вы должны наказывать его, запрещая ему побывать там?
Брэндан опустился на колени, чтобы подобрать части разбитой каменной головы.
— Я не наказываю его. Поведение мальчика слишком эмоционально, слишком непредсказуемо. Мы не можем допустить какую-либо сцену или скандал на этой церемонии. Газеты с радостью подхватят любой лакомый кусочек. Они только и ждут этого. И я не желаю, чтобы они ворошили то, что случилось в прошлом именно из-за мальчика.
Я могла понять его, но чувствовала, что для меня важнее последствия такого отказа для Джереми, о чем твердо заявила. Брэндан нашел часть каменного профиля — огромный кусок с частью лба и щеки, большую часть носа и весь рот, почти не пострадавший. Он поднялся с этим куском в руке, и было очень странно видеть каменные губы с их снисходительной улыбкой, не затронутой разрушением.
— Пресс-папье для моего стола, — сказал он с насмешливой гримасой. Затем снова посмотрел на меня. — Вопрос закрыт. Посещение мальчику разрешить нельзя. Если вы не объясните ему сами, то это сделаю я.
— Я постараюсь, чтобы он понял, — сказала я. Казалось, все было кончено между нами, и я уже хотела уйти из комнаты, но он легко положил ладонь на мою руку, и я с болью вспомнила тепло его рук в тот холодный счастливый день, когда мы катались на коньках в Центральном парке. Теперь мне казалось, что это было очень, очень давно.
— Когда вы в последний раз спали спокойно всю ночь, Меган?
Я с трудом изобразила улыбку на своем лице.
— Не в прошедшую ночь. Но я могу немного поспать во время уроков сегодня утром.
Я отшатнулась от его прикосновения, потому что мне не нравилось, что я поддаюсь слабости, которую сама осуждала.
Брэндан заметил, что я замкнулась, как заметил он это в первый же день, когда я пришла в их дом.
— Я дал вам время для Джереми, — сказал он. — Но теперь вы должны дать время мне, Меган. Верьте мне. Я обязательно что-нибудь придумаю. Выход должен быть найден. Вы понимаете, Меган, о чем я говорю? О выходе для нас.
Но уже было ясно, что не существует выхода с честью для нас и без вреда для других. Его слова разбивали мне сердце, и я знала, что мне нельзя оставаться здесь, нельзя слушать его, или я снова окажусь в его объятиях. Я быстро поклонилась так, как следовало гувернантке, и поспешила бы уйти, если бы не неожиданное вмешательство.
В библиотеку вошел Генри с сообщением, что мистеру Рейду принесли телеграмму и посыльный ждет ответа.
Брэндан вскрыл телеграмму и торопливо сказал, обращаясь к Генри:
— Это от моего отца. Он серьезно болен. Как можно быстрее уложите мой чемодан и вызовите экипаж. Я сяду на первый же поезд, на который успею.
Я хотела выразить ему свое сочувствие и спросить, не смогу ли чем-нибудь помочь, но он уже позабыл обо мне, и я незаметно ушла и поднялась по лестнице в классную комнату, где вот-вот должны были начаться уроки.
Мисс Гарт находилась здесь с Селиной, а Эндрю и Джереми сидели за длинным столом, на котором были разложены их книги. Я не видела Эндрю со времени нашей прогулки по площади Вашингтона в день Рождества.
Я сообщила им о телеграмме от отца Брэндана, и мисс Гарт моментально отложила свое вышивание и встала.
— Я должна сообщить мисс Лесли, — сказала она и торопливо покинула комнату.
— Чудо, что старик держится так долго, — промолвил Эндрю. Но его больше интересовало другое, и он, подняв брови, взглянул на меня.
— Гарт дала мне отчет о вашей волнующей ночи, — обратился он ко мне. — Несколько приукрашенный, возможно. Иногда я предпочитаю вашу версию, Меган.
По тому, как Джереми склонился над страницами своей книги, я поняла, что мисс Гарт успела вылить потоки язвительных слов, и он уже ушел в себя, чтобы избежать опасности быть смытым этими потоками.
— Буду счастлива описать события этой ночи, — ответила я. — Но мое описание, возможно, будет отличаться от тех отчетов, которые вы уже получили.
В Джереми вдруг проснулось внимание, и он спросил, взглянув на меня:
— Вы спросили моего дядю о разрешении присутствовать на открытии мемориала?
Видя его тревогу, я пришла к неожиданному решению.
— Да, спросила, — ответила я. — Но по причинам, не имеющим ничего общего с наказанием, ни ты, ни Седина не сможете присутствовать. Вместо тебя, Джереми, пойду я. Я знаю, что не смогу заменить тебя полностью, но все же я буду там ради тебя. Я вернусь сразу, как только церемония закончится, и расскажу тебе обо всем подробно. А позднее я возьму тебя туда специально, чтобы ты посетил мемориал. Это поможет тебе немного?
Конечно, это его совсем не устраивало. Он был явно разочарован, но вернулся к своим книгам, не сказав больше ни слова.
Эндрю был открыто недоволен моим планом:
— Если Рейд был бы достаточно умен, то он бы вообще отменил это дело. И вам там не место, Меган, как и любому из этого дома. Пусть туда идет один Рейд, и пусть он один послужит мишенью для скандала, если хочет, чтобы скандал разразился снова. Все остальные должны остаться дома.
— Но он не хочет скандала, — возразила я. — И он очень даже против всего этого дела.
— И все же позволяет, чтобы это продолжалось. Даже Гарт обеспокоена тем, что может произойти.
Что может произойти еще, кроме дальнейших неприятностей в газетах, я не знала, да мне не очень-то это было интересно. Поэтому я оставила их заниматься уроками и вернулась в свою комнату, где прилегла отдохнуть.
Я была очень обеспокоена тем, что пока Брэндан будет в Нью-Джерси, я останусь наедине с двумя женщинами, которые меня ненавидят.