Налетел новый грозовой шквал. Но даже дождь, опять превратившийся в ливень, не в состоянии был погасить пламя. Над пожаром поднялись облака пара, сквозь которые продолжали рваться к черному небу языки огня. Несколько темных фигур метались на фоне горящего здания. В промежутки между раскатами грома доносились крики, лай собак, сухо протрещала автоматная очередь. В порту тревожно завыли сирены.
«Молнию, что ли, он притянул, - думал дядя Митрофан. - Да, видно, не рассчитал; верно, и сам погиб. Ну и пожар! В жизни такого не видел… Эх, Альбин, Альбин, непонятный ты человек! Пришел неведомо откуда, а ушел вот так…» - Широкие плечи дяди Митрофана задрожали.
Где-то совсем близко треснула ветка и шевельнулись кусты. Дядя Митрофан поднял голову. Рядом стоял Альбин.
- Пойдемте, Кузьмич, - устало проговорил он. - Девушка и лесник свободны. Они в лесу за рекой и пламя освещает им путь. А списков уже нет. Слез и крови будет немножко меньше…
- Жив, - прошептал дядя Митрофан, хватая юношу за руку. - Не ранили?
- Меня никто не видел Они думают, - молния. Пойдемте, иначе будет поздно. Я теперь безоружен и совсем обессилел. Похоже, что заболел… Идем…
К горящему дому уже мчались машины, ярко светя фарами.
В Алуште начались обыски. Поговаривали, что ищут каких-то парашютистов, не то советских, не то американских. Дядя Митрофан рассказал об этом Альбину, но юноша остался совершенно равнодушен. Он едва держался на ногах, к еде не притронулся.
- Найдут его в погребе, крышка нам всем, старый, - твердила Евдокия Макаровна.
- Не найдут, - не очень уверенно возражал дядя Митрофан.
- А если найдут?
- Ну найдут, так мы с тобой свое пожили…
- Мы-то пожили, - а он? Да и нам обидно до победы не дожить. Может, с отцом Серафимом посоветоваться?
- Дура! Только пикни, я тебе ума добавлю!
- Очумел на старости лет. Отец Серафим, говорят, тоже партизанам помогает.
- Я там не знаю, кому он помогает. Только я попам ни на грош не верю. И точка…
Евдокия Макаровна обидчиво поджала губы и умолкла.
Весь вечер дядя Митрофан был мрачен. На другой день он раздобыл где-то дрянного шнапса, который немцы делали из древесных опилок, и запил.
Евдокия Макаровна спряталась у соседей; она хорошо знала, чем кончаются такие часы запоя. В горнице царил беспорядок; комья засохшей грязи покрывали пол. В открытую настежь дверь задувал холодный ветер.
Время от времени старик начинал бормотать что-то, угрожающе постукивая кулаком по столу. Подпрыгивала зеленая бутылка, звенел стакан. Потом голова старика опустилась на грудь, он задремал. Разбуженный каким-то движением, потянулся к бутылке и увидел Альбина.
Юноша стоял у стола и смотрел на старика с недоумением и болью.
Их взгляды встретились.
- А ты не гляди на меня, - заплетающимся языком пробормотал дядя Митрофан. - Кто ты такой, чтобы глядеть на меня так? Это я с горя… Ты можешь понять мое горе?… Мое бессилие?… Э-э, не можешь ты… потому как ты - неизвестно что. Ну что ты такое, объясни. А может, я тебя выдумал?…
- Зачем вы так, Кузьмич? - тихо спросил Альбин.
- А кто, с тобой не посоветовался? - гаркнул дядя Митрофан; он поднял было кулак, но под взглядом Альбина тихо опустил руку на стол и потянулся к бутылке.
- Нет, - твердо сказал Альбин и отодвинул бутылку.
- Ты у меня смотри! - угрожающе протянул дядя Митрофан и, пошатываясь, поднялся из-за стола.
- Нет, - повторил Альбин и, взяв бутылку, швырнул ее в открытую настежь дверь.
Маленькие глазки дяди Митрофана широко раскрылись. Казалось, он пытался сообразить, что произошло. А когда сообразил, сжал кулаки и шагнул к Альбину.
Юноша не дрогнул. Не отрывая взгляда от глаз дяди Митрофана, тихо сказал:
- Успокойтесь, Кузьмич, успокойтесь. Пойдемте со мной… - Взяв под руку притихшего старика, вывел его в темный сад, подвел к бочке с дождевой водой, зачерпнул несколько ковшей холодной воды и вылил ему на голову. Дядя Митрофан не сопротивлялся, только мотал головой и отфыркивался.
- А теперь спать. Кузьмич, - сказал Альбин, отводя старика в комнату. - Спать.
Дядя Митрофан тяжело опустился на свою койку, поднял глаза на Альбина.