Посредине жилища горел костер. Вокруг собиралась семья, состоявшая из стариков, мужчин-охотников, женщин и ребятишек. Фундаментальное сооруженье с «фундаментом», скорее всего, служило не одному поколенью, и даже руины его производят сильное впечатленье.
Рядом с жилищем — несколько углублений, где кости лежат в беспорядке. Можно гадать: это остатки содержимого «погребов» либо склады горючего для костра.
Прикрытая сверху крышей современной постройки, находка — не единственная в Костёнках. Найдено и раскопано уже двадцать с лишним жилищ. Их продолжают находить целенаправленным поиском и случайно. Копал, например, погреб костёнкский житель Иван Иванович Протопопов и наткнулся на кости. В интересах науки усадьбу колхозника подвинули в сторону, стали копать, соблюдая правила археологов, и обнаружили очередное жилище древних.
На один из раскопов ученые нас свозили, и мы увидели, как студенты, вооруженные нивелиром, лопатами, ножами, кистями, сделали разрез склона глубиною в три метра. На гладком отвесе разреза были видны ходы кротов (поразительно: иногда они тянутся на глубину более трех метров!) и наносы тысячелетий — желтоватый лёсс, крупинки мела, темные полосы чернозема.
Найденные жилища датированы разным временем — одним восемнадцать тысяч лет, другим — двадцать пять. Люди веками тянулись к этому месту Придонья.
Ледник отступил с южных своих границ примерно десять тысяч лет назад. Исчезновение вечной мерзлоты и потеплевший климат немедленно стали менять ландшафт. Повсюду появились где сплошные, где островные леса. Животные холодных степей искали привычных условий жизни и двигались следом за ледником. Этот небыстрый процесс привел их к тундре, где выжили волки, песцы, нынешние северные олени, а мамонты свой путь на Земле окончили, оставив повсюду где кости, а где и замерзшие туши.
С исчезновеньем зверей, надо думать, забыты были людьми и стоянки у Дона, где триста лет назад (по масштабам времени — только «вчера») образовалось село с названьем Костёнки.
Среди строительного материала древних людей находят археологи и предметы их быта. Ни дерево, ни кожа с тех далеких времен не могли сохраниться. Нет в находках и обычных для многих раскопок черепков — глиняной посуды у охотников за мамонтами еще не было. Но кости хорошо сохранились. Идеально сохранился и обработанный камень. Особенно впечатляют отщепы кремния, служившие ножами, скребками, наконечниками копий. Беседуя с учеными, я затупил карандаш. Ножа — очинить его — под рукой не случилось. Виктор Васильевич Попов погремел в одной из картонных коробок и протянул мне пластинку кремния — инструмент далеких времен. Острым гребешком камня я успешно обстругал карандаш. Вот и сейчас лежит предо мною этот ножичек древности, с черточками карандашного грифеля. Закрыв глаза, можно представить себе волосатого человека в накидке из шкур. Сидел он, может быть, как-то вечером у костра в древнем своем жилище и что-то делал кремниевым ножом — может, свежевал добытую у реки живность, может, ремешок какой обрезал — и, поранив нечаянно палец, обсосал с него кровь, как иногда и мы это делаем. Где прах его тела? Разнесло ветром («эолова пыль»). Вырастали на земляной этой мякоти цветы какие-нибудь или растеньица с колючими стеблями. Их жевали букашки. Прах букашек тоже унесло ветром, и он тоже чем-нибудь обернулся. Таково течение жизни. А кремниевый ножик не затупился, лежит на столе рядом с тикающими часами. Можно взять отливающий синевой камень и аккуратно обстругать карандаш. Двадцать тысячелетий лежал в земле осколок далекой жизни. От этакой толщи времени кружится голова.
Бунинские места
В Воронеже Бунин родился, жил близ Ельца, бывал в Ефремове, работал в Орле, и есть еще несколько деревенек, в которых прошло детство и юность писателя и о которых можно прочесть в захватывающей, почти биографической книге «Жизнь Арсеньева».