Строчки из писем
«Последнее десятилетие мы все участвуем в каком-то варварском процессе, цель которого одна: обогатиться любой ценой. Одни, не отягощенные какими-либо нравственными принципами, «хапают», другие, таковые принципы имеющие, молчаливо потворствуют первым. Вот и я, день за днем наблюдая, как грабят мою страну, говорил себе и детям: главное - честно делать свое дело, а ЭТИ награбят себе сколько нужно и успокоятся. Но воистину, аппетит приходит во время еды, уже разворовали промышленность, недра, ограбили общественные институты, а всё мало. Добрались теперь до природы. И нет у нас, оказывается, в политике достаточного количества хотя бы разумных (куда там - честных!) деятелей, чтобы противостоять этому самоубийственному процессу... Никогда не писал в газету. Но прочел статью В. Пескова и чувствую: молчать не могу». Сергей Кочнев, инженер.
«У нас на Карельском перешейке кирпично-красные дома-хоромы и заборы подступают вплотную к ранее охранявшимся нерестилищам рыб: озерам Большому и Малому. Ранее не допускалось у нерестилищ присутствие человека. Сейчас же из-за каменных заборов спускают «водные мотоциклы» и месят воду, перемалывают озерную растительность. О рыбе можно забыть... Думаю, что длина заборов у нынешних «теремов» в стране уже вот-вот превзойдет длину Великой китайской стены и отгородит так называемую нынешнюю «элиту» от народа, а народ от лучшей части своей Родины, где еще можно услышать пение птиц». Владимир Белов, инженер-электрик, С.-Петербург.
«В минуты отчаянья от всего, что происходит в нашей жизни и стране, я думаю: ничего, солнце каждый день появляется, поют птицы, растут деревья, цветы ласкают глаза. Жить надо. Но если это последнее от меня отгородят, запретят ходить по любимым тропинкам, жизнь для меня потеряет смысл». Елена Ролдугина, Липецк.
«У нас на Псковщине вдоль берегов Псковского озера, рек Великой и Ловати в самых живописных местах водоохранной зоны как грибы после дождя растут пресловутые особняки. Участок под строительство можно получить практически в любом месте, даже в исторической части города, которая охраняется государством. Последний пример - выделение участка на строительство руководителю местного отделения РАО ЕЭС Вениамину Пинхосику». Валентин Болдышев, Псков.
«В Рязанской области, на родине Есенина, у самого села Константинова есть Селецкое охотничье хозяйство. Его площадь 36 тысяч гектаров. За последние годы эта водоохранная зона вдоль Оки превращена в сплошную вырубку». П. Ливотов.
«Алтайский заповедник, чтобы выжить, разрешил строить на своей территории вдоль берега Телецкого озера туристские базы. (Что такое Телецкое озеро, надеюсь, все знают.) Толпы туристов бродят по близким и дальним заповедным местам. Более того, охранники-егеря за плату водят людей на самые богатые хариусом заповедные реки. В западной части Телецкого озера идет активная вырубка кедровых лесов, в том числе в водоохранной зоне». Геннадий Лапсин, Новосибирск.
«Земля и леса первой группы продаются под застройку администрацией Наро-Фоминска. Дают разрешение на вырубку вековых лесов, а в документах указано, что это кустарниковая растительность. Мой муж уже четыре года воюет (ходит по судам), но игнорируются все решения судов и запреты - в парке (водоохранная зона!) вырос поселок». Наталья Брундукова.
«Живописный берег Москвы-реки от санатория «Поречье» в сторону музея-усадьбы Пришвина в деревне Дунино размечен под застройку дорогими особняками. Застройщики и звенигородские чиновники наплевали на то, что это водоохранная зона живописной реки, и на то, что будет закрыт в этом месте выход людей к реке. Наконец, самое главное. В этом месте по берегу расположено городище древнего человека (ранний железный век). Археологическая ценность защищена Указом Президента России от 20 февраля 1995 года. Всё это игнорируется чиновниками, разрешившими строительство. Все наши хлопоты остановить натиск на водоохранную зону и исторический памятник европейского значения кончаются ничем. Где-то «наверху» (кем?) всё гасится». Общественный совет охраны археологического памятника «Дунинское городище» и жители деревни Дунино.
Передо мной еще стопка почтовых открыток. Много ли можно сказать на кусочке картона? Говорят главное: «Больше терпеть невозможно. С нашей судьбой никто не хочет считаться». А И. Фомина делает приписку: «Извините, что посылаю открытку, - на конверт нет денег. Вот так живем».