Ее глаза сверкали гневом.
— Однако вы дали Берте Кул двести долларов только за то, чтобы выяснить, кто увивается за вашей тетушкой. Согласитесь, что двести долларов не легко достаются.
— А мне достались легко, — вспыхнула она.
Я кивнул и продолжал:
— Вы меня не поняли. Я хотел сказать, что нужно иметь довольно серьезный повод, чтобы расстаться с двумястами долларами. Не станете же вы меня убеждать, что решились на это только потому, что какой-то тип ходит на задних лапках перед вашей тетушкой.
— Я уже сказала вам, что он пытается продать ей что-то.
— Берта Кул беседовала с вами довольно долго. За время беседы она взвинтила цену до двухсот долларов, а вы не пытались торговаться…
— А что, я должна была торговаться?
— Некоторые торгуются.
— Ну и что из этого получается?
— Ничего хорошего. Но я говорю сейчас не о Берте, я говорю о вас. Короче говоря, у вас были какие-то причины, о которых вы мне не сказали.
Она вскочила со стула и сказала сердито:
— Пожалуйста, займитесь делом, за которое вам платят, вместо того, чтобы околачиваться здесь и еще оскорблять меня.
— Я и занимаюсь делом: пытаюсь получить информацию у вас, чтобы вам же и помочь.
— Поверьте мне, мистер Лэм, — сказала она язвительно, — если бы я знала ответы, то не стала бы платить двести долларов за то, чтобы получить их у вашей глубокоуважаемой Берты Кул. Более того, передавая чек вашей алчной партнерше, я была уверена, что плачу за информацию, которую ваша контора обязалась добыть для меня, а вместо этого… вы все утро околачиваетесь в моей квартире и еще пристаете ко мне.
— Я к вам не пристаю.
— Ну и что. Не пристаете, так будете…
— Пари? — предложил я.
Она посмотрела на меня с презрением и ответила: — Да.
— На сколько?
— Двести долларов, — ответила она и поспешно добавила: — Нет, погодите минутку. Вы бы… Я говорю о том, как вы вошли, когда я принимала ванну, как вы… Я хочу сказать, что за двести долларов вы бы не стали…
— Ну так давайте на сто.
— Нет.
— Пятьдесят.
— Нет.
— Десять.
— Идет! — сказала она. — Вот это пари. Двести долларов — это слишком много. Вы бы не стали рисковать репутацией джентльмена из-за такой суммы, а вот десятку потерять не жалко, особенно если вам покажется, что вы уже добились первых успехов.
— Ладно, — сказал я. — Вы заключили пари. Теперь вернемся к делу.
— Что вы хотите выяснить?
Я сказал небрежно:
— Вы когда-нибудь жили в Колорадо?
— Нет.
— Вы, случайно, не знаете Доувера Фултона?
— Нет.
— А его жену?
— Нет, никогда не слыхала о них.
— Вы, случайно, не знаете Стэнвика Карлтона?
Глаза ее округлились.
— Какое это имеет отношение к делу?
— Может быть, и никакого. Просто хотел узнать.
— Я… Я знаю Минерву Карлтон. Я знакома с ней много лет. Она моя близкая подруга. Но с ее мужем я не знакома. И никогда не видела его.
— Где живет Минерва Карлтон?
— В Колорадо.
— Получаете от нее какие-нибудь известия?
— Нет.
— Читали газеты? — спросил я.
— Только отдел юмора и рекламу. Какое отношение имеет все это к Минерве?
— Не знаю, — сказал я. — Ведь вы ее близкая подруга, не так ли?
— Да, очень близкая.
— Когда вы получили от нее последнее известие?
— Точно не помню. Примерно месяц назад. Мы регулярно переписываемся.
— У вас, случайно, нет ее фотографии?
— М-м, есть фотография, которую прислала она сама, и есть несколько снимков, сделанных на пляже. Мы с ней отдыхали вместе этим летом.
— Давайте поглядим на эти снимки.
— Но зачем?
— Я хочу взглянуть на них.
— Но какое это имеет отношение к человеку, посещающему тетю Амелию?
— Я не знаю. Просто я хочу взглянуть на фотографии.
— Вы самый капризный человек из всех, кого я когда-либо знала, кроме… — Она остановилась в нерешительности.
— Кроме Джимми, ненаглядного сыночка миссис Бушнелл, — подсказал я.
— Совершенно верно, — сказала она.
— Ну ладно, несите фотографии и будем квиты.
Она подошла к серванту, порылась в его ящиках и вытащила фирменный конверт, из тех, которыми обычно пользуются в фотоателье. В одном отделении конверта лежали фотопленки, в другом — снимки.
Она вытащила снимки и начала просматривать их. На губах ее появилась слабая улыбка. Она поспешно положила шесть снимков обратно в конверт, а мне протянула два.