— А я не понимаю, — возмутилась она. — И не рассчитывайте на мое содействие, если вы намерены сочувствовать страховой компании.
— Я вовсе не сочувствую, — сказал я, — я просто пытался выяснить, что произошло.
У меня в руках была записная книжка и карандаш, которые я вынул из кармана в начале разговора. Теперь же, даже не раскрыв записной книжки, я сунул ее вместе с карандашом обратно в карман и поклонился.
— Был очень рад познакомиться с вами, миссис Джаспер, премного благодарен за то, что вы согласились принять меня.
— Но я вам еще не все рассказала.
Неловко переминаясь с ноги на ногу, я сказал:
— Э-э… видите ли… мне кажется, я уже понял суть дела.
Она рассердилась:
— Только потому, что их четверо, вы принимаете их сторону и считаете меня виноватой.
— Ничего подобного, — возразил я. — Просто я понял, что это не тот случай, который мог бы заинтересовать редактора журнала, куда я собирался отнести свою статью.
— Почему?
— Видите ли, я хотел показать всю опасность компромиссов: бывает так, что застрахованная сторона фактически права, однако страховая компания полагает, что ее защита потребует слишком больших усилий, и поэтому позволяет другой стороне давать ложные показания, пользуясь преимуществом в количестве свидетелей и…
— Но это же как раз мой случай!
Я помолчал, потом спросил:
— Вы были серьезно ранены?
— Да. У меня было повреждено бедро.
— Но рана почти зажила, не так ли?
— Да. Я уже в состоянии передвигаться самостоятельно, но с тех пор меня мучают приступы радикулита. Вот как раз сейчас у меня сильнейший приступ. Видите, приходится пользоваться надувными подушками, принимать аспирин.
— Как я вам сочувствую, — сказал я.
— Но больше всего я боюсь, что одна нога станет короче.
— Не волнуйтесь. Все будет в порядке, как только мышцы начнут сокращаться… со временем.
— Со временем! — сказала она пренебрежительно.
Я промолчал.
Она изучала меня несколько секунд, затем сказала:
— У меня всегда… всегда были красивые ноги…
В этом месте она сделала паузу и держала ее ровно столько, сколько необходимо, чтобы произвести впечатление человека, обуреваемого разноречивыми чувствами… Наконец после непродолжительной борьбы желание убедить одержало верх над стыдливостью, и она, задрав юбку, показала мне левую ногу.
Я присвистнул.
Она одернула юбку с негодующим жестом.
— Я вам не для того показала, чтобы вы свистели!
— А для чего?
— Я просто доказывала свою точку зрения.
— Не точку, а линию. Я бы так сказал.
— Вы очень любезны. Но что будет с правой ногой? Она ведь намного короче и может потерять форму.
На ее глаза навернулись слезы.
— Да не будет она короче ни в коем случае!
— Она уже короче. И становится все тоньше и тоньше из-за атрофии мышц. И я… я уже давно не молода…
Я недоверчиво улыбнулся.
— Говорю вам, что я не молода. Как вы думаете, сколько мне лет?
Я поджал губы, наморщил лоб и изобразил беспристрастного судью.
— Ну, — протянул я, как бы размышляя, — вам, наверное, за тридцать пять. Но с вашей стороны нечестно задавать мне этот вопрос именно сейчас, потому что женщина всегда выглядит старше, если она сидит в кресле-каталке. Вот если бы вы прошлись передо мной, я бы… ну, я бы, возможно, дал вам тридцать пять. Не больше.
Она засияла:
— Вы действительно так думаете?
— Конечно.
— Мне сорок один, — сказала она.
— Не может быть! — поразился я.
— Да. Сорок один, — жеманничала она.
— Но вы выглядите гораздо моложе.
— Я и чувствую себя гораздо моложе.
— Итак, я собираюсь нанести визит, — сказал я, переменив тему, — страховой компании и Собрать все факты, касающиеся вашего дела. Я все-таки думаю, что такой материал вполне подойдет для статьи.
— Я уверена в этом и очень хочу, чтобы вы написали такую статью. И считаю’ что ее необходимо напечатать. Уж слишком самоуверенны, слишком самодовольны эти страховые компании.
— Да, они превратились в корпорации, — подтвердил я, — и совсем запутались в бюрократической волоките.
— Да. Это верно.
Я указал на утреннюю газету, лежавшую на журнальном столике рядом с каталкой, и спросил:
— Читали об убийстве?
— Каком убийстве?
— Ну, о том, которое произошло в мотеле «Коузи Дэлл».
— А… — сказала она небрежно, — это про любовь, убийство и самоубийство. По-моему, я видела заголовки.