— Неужели?
— Да, только написано пером и чернилами, словно он собирался кого-нибудь запутать. И он писал ими так запросто, словно иначе и не умел.
— На карточке, которую он мне дал, он так не писал.
Бриз подумал минутку и кивнул.
— Значит, ему это нравилось. Да, в дневнике нигде нет его имени. Просто он играл сам с собой в такую игру.
— Вроде стенографии, которую вел Пипс, — сказал я.
— А это что еще такое?
— Один человек много лет назад вел дневник специально придуманными стенографическими значками.
Бриз взглянул на Спенглера, который как раз встал и допивал последние капли из стакана.
— Вы хотите нас доконать, — сказал Бриз, — мы от дела Кэссиди еще не оправились, а вы нам новое подкидываете.
Спенглер поставил стакан, и они направились к двери. Уже взявшись за ручку двери, Бриз пошаркал ногами, и, помотав головой, сказал:
— Высокую блондинку не знаете?
— Надо подумать, — сказал я, — возможно знаю, а рост у нее какой?
— Ну, какой у нее рост точно сказать нельзя, только она очень высокая, могла бы быть парой какому-нибудь очень высокому парню. Мы это узнали от одного итальяшки по имени Палермо, хозяина похоронного бюро, что напротив. Кстати, дом тоже принадлежит ему. Мы зашли к нему, и он нам сказал, что видел, как высокая блондинка выходила из этого дома примерно в половине четвертого. Управляющий, Пассмор, говорит, что такой не видел. Итальяшка еще говорит, что она была — просто картинка. Я ему в какой-то степени верю, потому что он прекрасно описал вас. Он видел, как она выходила из дома, а как входила — не видел. На ней были брюки, спортивная куртка и какая-то повязка на голове. Очень светлые волосы, которые выбивались из-под повязки.
— Нет, тут я вам ничем не могу помочь, — сказал я. — Но я зато вспомнил еще кое-что. У меня ведь есть номер машины Филипса. Он вам, возможно, пригодится. Вы по нему установите его предыдущий адрес.
Я поднялся, прошел в спальню, и, достав из кармана пиджака конверт, на котором был записан номер машины, вернулся и вручил его Бризу. Он посмотрел и сунул конверт к себе в бумажник.
— И это все, а?
— Все.
— Ну ладно, — сказал он. — Ладно, ладно.
Я видел, как они шли к лифту, размахивая руками.
Закрыв дверь, я вернулся к своему почти не тронутому стакану. Он был пуст. Я пошел на кухню, налил в него из бутылки и встал у окна со стаканом в руке, глядя, как на фоне темно-синего неба качаются верхушки эвкалиптов. Должно быть, опять подул ветер. Его порывы сотрясали стекла в окне кухни, выходящем на север, было слышно какое-то глухое постукивание в стену здания. Наверное, толстый провод бился об изолятор.
Я отпил из стакана и сразу пожалел, что не налил себе чистого виски. Вылил вино из стакана в раковину и налил в него холодной воды из холодильника.
Всего только двенадцать часов на то, чтобы разобраться в ситуации, которую я совсем не понимаю. Что же мне теперь делать? Выдать полиции своего клиента, выдать копам ее и ее семью. Да, уж если вы наняли Марло, то полиция к вам пожалует непременно! Зачем расстраиваться, зачем терзаться сомнениями и подозрениями? Обратитесь за советом к косоглазому, косолапому выпивохе-следователю: Филип Марло, Гленвью 7537. Вы только свяжитесь с ним, и он приведет к вам в дом лучших копов в городе. Что такое? Вы одиноки, вы в отчаяньи? Позвоните Марло и ждите, когда подъедет фургончик с копами.
Ничего у меня не получалось. Я вернулся в комнату и раскурил трубку, которая уже успела остыть на краю шахматного столика. Я медленно затянулся, но у дыма был запах горящей резины, и я отложил трубку в сторону. Так и стоял я посреди комнаты, то захватывая пальцами, то отпуская нижнюю губу.
Зазвонил телефон. Я схватил трубку и что-то буркнул в нее.
— Марло?
Какой-то низкий хриплый сип. Где-то я его уже слышал.
— Порядочек, — сказал я, — валяйте, выкладывайте, что там у вас. К кому я опять залез в карман?
— Ты, наверно, не глупый малый, — раздалось сипенье, — и, возможно, не прочь подзаработать.
— Сколько?
— Ну, скажем, пять сотенных бумажек.
— Здорово, — сказал я. — За что?
— Держи хвост пистолетом, — сказал голос, — это надо обговорить.
— Где, когда, с кем?
— Айдл-валли клуб, Морни. В любое время.
— А ты кто?
В трубке раздалось сильное фырканье.