— Не знаю, мне очень трудно решить. Он говорил о наших общих интересах, давая понять, что работает на кого-то из вашей семьи. Конечно, прямо он этого не говорил.
— Это совершенно невозможно, можете мне поверить.
Ее голос, низкий баритон, был тверд, как металл.
— Я думаю, вы плохо представляете, что происходит у вас в семье, миссис Мердок.
— Несмотря на мой запрет, вы все-таки выспрашивали моего сына, — холодно продолжала она.
— Ваш сын выспрашивал меня, точнее, он пытался у меня кое-что выведать.
— Ну, к этому мы еще вернемся, — сказала она резко. — Что вы еще скажете об убитом? Вас привлекла по этому делу полиция?
— Естественно. И они хотят знать, почему он следил за мной, каким делом я занимаюсь, почему он пригласил меня к себе на квартиру, зачем я пошел к нему. Но это только полдела.
Она допила то, что было в стакане, и наполнила его снова.
— Как ваша астма? — спросил я.
— Плохо, — сказала она. — Продолжайте же ваш рассказ.
— Я встретился с Морнингстаром, об этом я уже говорил вам по телефону. Он сказал, что монеты у него нет, но сознался, что ему предлагали эту монету, и что он, наверное, ее купит. Об этом я тоже говорил вам, потом я услышал от вас, что вам ее вернули. Вот и все.
Я замолчал, ожидая, что услышу сейчас какую-нибудь историю о том, как ей вернули монету, но она только мрачно глядела на меня, держа в руке стакан.
— Ну, я и попробовал разыграть с Морнингстаром одну штуку — предложил ему за монету тысячу долларов.
— Вы не имели никакого права делать такое предложение, — рявкнула она.
— Конечно, я валял дурака, — сказал я. — Но после нашего с вами разговора я сразу же попытался с ним встретиться, чтобы сказать ему, что сделка не состоится. В телефонной книге был указан только телефон офиса. Хотя было уже поздно, я поехал к нему. Лифтер сказал мне, что он еще у себя. Он лежал на полу мертвый. Много ли надо старому человеку? Удар в висок… и готово. Возможно, это и случилось-то не преднамеренно. Я позвонил в приемный покой, не назвав себя.
— А вот это умно, — сказала она.
— Умно? Как грубо, на свой манер, вы все меряете миссис Мердок! Я поступил просто по-человечески, все это так понятно. Но два убийства в течение нескольких часов — это не шутка. И, заметьте, в обоих случаях на месте убийства оказываюсь именно я, и оба убийства каким-то образом связаны с вашей монетой.
— Ничего не понимаю. Разве тот другой, молодой, он тоже…?
— Конечно. Не помню, но, по-моему, я говорил вам по телефону.
Я нахмурил брови, как бы стараясь вспомнить, но сам твердо знал, что говорил ей об этом.
Совершенно спокойно она сказала:
— Возможно. Как вы знаете, дублон уже был возвращен мне, поэтому я не очень внимательно вас слушала. Вообще, мне показалось, что вы пьяны.
— Нет, я не был пьян. У меня был маленький шок, это верно, но пьян я не был. Все-таки как спокойно вы говорите обо всем этом.
— А чего вы от меня хотите?
Я перевел дыхание.
— Теперь вам известно, что на мне — два убийства. Во втором случае, как и в первом, я тоже обнаружив труп и тоже не сообщил об этом в полицию. Не знаю, какой из этих случаев для меня более опасен. Но, как бы там ни было, я должен сегодня, не позднее полудня сообщить полиции имя своего клиента.
— Но ведь это, — сказала она, на мой взгляд, все тем же холодным тоном, — подрыв моего доверия к вам. Я убеждена, что вы не станете этого делать.
С каким-то рассеянно-удивленным видом она отодвинула от себя стакан дюймов на пять.
— Этот самый Филипс, — сказал я, — получил разрешение на частное расследование. Как я уже говорил им, после того, как я обнаружил за собой слежку, я прямо обратился к нему, и он попросил меня приехать к нему на квартиру. Когда я приехал, он был уже мертв. Все это полиции хорошо известно, и они мне верят. Но они не хотят верить тому, что моя связь с Филипсом случайна, они подозревают какие-то более тесные отношения между мной и Филипсом и настаивают на том, чтобы я рассказал, чем я занимаюсь и на кого работаю. Неужели это не ясно?
— Вы как-нибудь из этого выпутаетесь, — сказала она. — Вероятно, мне придется еще раскошелиться.
У меня вдруг появилось такое чувство, будто мне прищемили нос. У меня захватило дух, во рту пересохло. Я перевел дыхание и сделал последнюю попытку исколоть эту бочку с салом, сидевшую напротив меня в шезлонге из тростника с таким невозмутимым видом, словно она президент банка, отказывающий мне в кредите.
— Поймите, — сказал я, — я работаю на вас только в данный момент, сегодня, на этой неделе. На следующей неделе я, надеюсь, буду работать уже на другого. А еще через неделю на кого-нибудь третьего. В таких условиях мне необходимы хорошие отношения с полицией. Речь идет не о том, чтобы они любили меня, речь идет о том, чтобы они были уверены, что я их не обманываю, не дурачу. Предположим, что Филипс ничего не знал о дублоне Брашера. Предположим, наконец, что он знал о нем, но что его смерть вызвана какими-то другими причинами. Я должен рассказать копам все, что я знаю о нем. И они имеют право задавать вопросы каждому, кого они захотят расспросить. Неужели это непонятно?