Судя по всему, он ничего не заметил.
Остаток ночи он провел дома. Иногда он прикладывался к бутылке: сидя у окна, он время от времени подносил ко рту руку, впрочем, не так уж часто. Он, видно, хорошо владел собой — теперь-то ему дышалось легче — там уже не была сундука.
Наблюдая за ним сквозь ночной мрак, я продолжал размышлять: «Почему он не уходит? Если мое предположение правильно, — а в этом я не сомневался, — почему, совершив такое, он не скрылся?..» Ответ был прост: потому что он еще не знает, что за ним следят. Он считает, что ему незачем торопиться. Исчезнуть сразу же после нее гораздо опаснее, чем еще какое-то время побыть дома.
Казалось, ночь тянется бесконечно долго. Я ждал звонка от Бойна. Он позвонил позже, чем я рассчитывал. Я в темноте снял трубку. Как раз в это время Торвальд собрался лечь спать. Выключив лампу в кухне, он перешел в гостиную и зажег свет там. Потом принялся стаскивать с себя рубашку.
У меня в ухе раздавался голос Бойна, а глаза мои ни на секунду не отрывались от того, другого. Расположение сил по треугольнику.
— Алло, Джефф! Послушай, полная неудача. Мы обыскали квартиру, когда он выходил…
Я чуть было не сказал: «Знаю, я это видел», — но вовремя прикусил язык.
— …и ровным счетом ничего не нашли. Но… — он остановился, как бы собираясь сообщить что-то важное. Я с нетерпением ждал, что он скажет.
— Внизу, в его почтовом ящике мы нашли открытку. Выудили ее через прорезь согнутой булавкой…
— И?
— И оказалось, что это открытка от его жены, отправленная вчера с какой-то фермы. Мы списали текст: «Доехала прекрасно. Чувствую себя немного лучше. Целую. Анна».
Я сказал едва слышно, но с прежним упрямством:
— Ты считаешь, что она написала эту открытку вчера. Чем ты это докажешь? Какая дата на штемпеле?
Он возмущенно крякнул. В мой адрес, и не по поводу открытки.
— Штемпель смазан. Намок с краю, и чернила расплылись.
— Смазан полностью?
— Только год и число, — признал он. — Час и месяц видны отчетливо. Август. И восемь тридцать вечера, когда она была отправлена.
На сей раз возмущенно крякнул я.
— Август, восемь тридцать вечера — 1937, 1939 или 1942 года. И как ты докажешь, откуда она попала в этот почтовый ящик — из сумки почтальона или из недр письменного стола?
— Кончай, Джефф, — сказал он. — Ты перебарщиваешь.
Не знаю, что бы я на это ответил, если б мои глаза не были прикованы к окнам гостиной Торвальда. Скорее всего, промямлил бы нечто невразумительное. Хоть я в этом и не признался, почтовая открытка ошеломила меня, но я смотрел на Торвальда. Как только он снял рубашку, в том окне погас свет. Но он не зажегся и спальне. Где-то внизу, как бы на уровне кресла или дивана, вспыхнула спичка. В спальне стояли две свободные кровати, а он все-таки остался в другой комнате.
— Бойн, — звонким голосом произнес я, — плевать я хотел на твои открытки с того света! Я еще раз заявляю, что этот человек прикончил свою жену! Проследи сундук, который он отправил. А когда доберешься до него — открой. Я уверен, что в нем ты найдешь ее!
И я повесил трубку, не дожидаясь, пока он сообщит, что он намерен делать дальше. Он не стал тут же перезванивать, и я заподозрил, что, несмотря на весь свой скептицизм, он все-таки намотал мои слова на ус.
Я провел у окна всю ночь, как часовой, охраняющий приговоренного к смерти. После первой вспышки спичка загоралась еще дважды, примерно с получасовым интервалом. И все. Возможно, он заснул. А может, и нет. Мне необходимо было немного поспать самому. И в пламенеющем зареве восходящего солнца я наконец сдался. Все свои дела он провернул бы под покровом ночи, не дожидаясь дневного света.
В ближайшие несколько часов едва ли произойдет что-нибудь новое. Да и что ему следовало делать? Да ничего — только затаиться и ждать, пока само собой не пролетит спасительное время.
Когда Сэм разбудил меня, показалось, что я спал всего лишь пять минут, однако уже был полдень. Я раздраженно заворчал:
— Ты что, разве не заметил моей записки? Ведь я специально приколол ее на виду, чтобы ты дал мне выспаться.
— Заметить-то заметил, но тут пришел ваш старый приятель инспектор Бойн. И я подумал, что вам…
На этот раз Бойн явился собственной персоной. Он вошел в комнату вслед за Сэмом без приглашения и приветствовал меня не слишком-то сердечно.
Чтобы избавиться от Сэма, я сказал:
— Ступай разбей там на сковородку два-три яйца.
— Джефф, куда ты гнешь, вешая на меня такое дело? — возбужденным металлическим голосом начал Бойн. — Я оказался по твоей милости в дурацком положении, рассылая во все стороны своих людей в погоне за какой-то химерой. Спасибо, что я не завяз в этом еще больше — не арестовал того парня и не учинил ему допрос.