– Hélas!21–воскликнул он, а Скелтон повалился навзничь, упав на двух следовавших за ним матросов. Глаза француза блеснули торжеством, он повернулся к своим пушкарям. – Tirez!22
Перед ним возник худощавый юноша. Француз презрительно усмехнулся при виде игрушечного клинка, которым был вооружен его противник. Он взмахнул шпагой. Дринкуотер ожидал удара, но офицер просто встал в позицию. Несколько мгновений враги смотрели друг на друга. Опытный француз оценивал соперника. Потом сделал выпад. Кровь Скелтона разлилась по палубе. Офицер поскользнулся, когда Дринкуотер делал полуоборот, чтобы избежать клинка. Острие шпаги потерявшего равновесие противника поднялось и рассекло мичману скулу. Натаниэля в этот жуткий миг обуяло вдруг ледяное спокойствие: он предчувствовал победу, так как инстинкт фехтовальщика подсказал ему, что противник потерял равновесие. Но боль от раны вызвала в нем вспышку бешеной ярости. Дринкуотер ударил, вложив в выпад всю массу тела. Кортик рассек бицепс француза и вонзился ему в бок, проникая в правое легкое. Француз подался назад, запоздало стараясь восстановить равновесие, уронил шпагу. Кровь хлестала у него из раны.
Дринкуотер отбросил кортик и подхватил упавшую шпагу. Та словно прыгнула ему в руку, точка баланса оказалась как раз на уровне нижней фаланги указательного пальца. Издав ободряющий клич, Дринкуотер ринулся в бой за обладание палубой.
Все было кончено в двадцать минут. Шпринг остановил «Циклопа». Вскоре к Дринкуотеру, единственному оставшемуся на баке офицеру, присоединился Дево, и они вместе занялись разоружением пленных…
После потери якоря фрегат должен был лагом к течению поплыть вниз, но шпринг сработал как заведенный с кормы якорь, поскольку был пропущен через кормовой орудийный порт и прикреплен к якорному канату ниже места обреза. В таких обстоятельствах Хоуп получил возможность поставить марсели, и как только терраль наполнил их, якорный канат натянулся как струна.
Подошедший Дринкуотер отдал честь.
– Все пленные под охраной, сэр. Какие будут приказания?
Хоуп посмотрел за корму. Он видел всплески, где люди старались не утонуть, и натянувшийся шпринг, поднявшийся из воды. Подбежал Дево.
– Обрубите концы, удерживающие эти шлюпки, мистер Дево, а вы, Дринкуотер, перережьте шпринг. – Оба офицера умчались прочь. – Мистер Блэкмор!
– Сэр?
– Примите управление. Поставьте человека на русленя, а квартирмейстера к штурвалу. Скажите лотовому, чтобы сообщал глубину тихо. – Хоуп особенно выделил эти слова. Подошел Кин. – Предупредите всех на палубе, мистер Кин: ни единого звука. Ни единого, вы понимаете?
– Да, сэр.
Снова появился Дринкуотер.
– Шпринг перерезан, сэр, – отрапортовал он.
– Отлично, мистер, – Хоуп радостно потирал руки, как школьник, выкинувший удачную штуку. – Я собираюсь обрушиться на того малого, мистер Дринкуотер, – поделился он, указывая туда, где под покровом темноты скрывалась «Креолка». – Он ждет нас со своей абордажной партией на борту, а мы устроим ему сюрприз. А, парень? – Хоуп усмехнулся.
– Так точно, сэр!
– А теперь разыщи мистер Дево и передай ему, чтобы он отравил людей к пушкам правого борта, а марсовых наверх. Да, еще людей к брасам.
Дринкуотер умчался выполнять поручение.
Блэкмор позволял ветру и течению нести фрегат вниз, не сомневаясь, что ток воды будет лучшим движителем. Когда корабль оставил позади поросшие лесом косы, штурман внес поправки в курс. Дринкуотер получил приказ наблюдать за «Креолкой».
Мичман вглядывался в ночь. Перед глазами плясали круги. Он немного поднял взгляд над горизонтом, и тут же краем глаза заметил справа по борту более темное пятно. Натаниэль вскинул поношенную подзорную трубу. Это была «Креолка», причем стоящая на якоре!
Дринкуотер рысью отравился назад.
– Она в двух румбах справа по курсу, сэр, стоит на якоре!
– Отлично, мистер Дринкуотер. – Капитан повернулся к Блэкмору. – Румб вправо.
– Румб вправо, сэр, – отрепетовал штурман. – Полагаю, мы уже миновали бар…
– Прекрасно. Мистер Дринкуотер, завести канат на второй становой якорь!
«Циклоп» скользил к морю. «Креолка» была уже различима на фоне сереющего неба. Хоуп намеревался пройти у «Креолки» за кормой, дать залп и вывести из строя рулевое управление противника. Потом повернуть направо, и встать на якорь, повернувшись бортом к врагу. Якорь был последний, если не считать легкого верпа, и в этом заключался риск. Капитан разъяснил старшим офицерам свои намерения…
Дринкуотер выбрал двух боцманских помощников и под их руководством группа измученных матросов стала заводить восьмидюймовый канат в кольцо запасного якоря. Корабли быстро сближались.
– Пошевеливайтесь там, – прошипел мичман. Люди тупо посмотрели на него. Прошла, казалось, вечность, прежде чем канат был закреплен. Спеша назад с рапортом, Дринкуотеру пришлось проходить мимо пленников. В спешке их просто привязали к битенгам. Мичман подумал вдруг, что если эти парни закричат, преимущество внезапного подхода «Циклопа» будет утрачено. Тут ему пришла в голову идея. Он приказал согнать вниз всех пленников за исключением французского офицера, который лежал на палубе и стонал. Дринкуотер все еще сжимал в руке принадлежавшую ему шпагу. Юноша перерезал веревку, удерживающую пленника.
– Подъем, мистер! – приказал он.
– Merde, – выругался француз.
Дринкуотер приставил острие шпаги к его горлу.
– Вставай!
Человек неохотно поднялся, покачиваясь от слабости. Мичман погнал его на корму, приказав часовому спуститься вниз и перерезать глотку любому, кто посмеет хотя бы пискнуть. Позже он удивлялся своей собственной жестокости, но в тот момент такой поступок казался единственно верным и был продиктован исключительно желанием выжить.
Они пришли на квартердек.
– Какого черта? – вскинулся Хоуп, увидев своего мичмана с обнаженной шпагой в руке, подталкивающего вперед француза.
– Якорь готов, сэр. Я думаю, этот малый мог бы помочь нам, сэр. Ну, прокричать врагу, что он взял корабль…
– Превосходная идея, Дринкуотер. Он понимает по-английски? Должен, раз у него такая разношерстная команда. Подколите-ка его слегка, сэр, – распорядился капитан.
Француз вскрикнул. Хоуп обратился к нему на английском, голос его звучал угрожающе и жестко:
– Слушай, пес. У меня с твоей расой давние счеты. Мои брат и зять погибли в Канаде, и меня обуревает неподобающая христианину жажда мести. Ты скажешь своему капитану, что корабль твой и что становишься на якорь у него под ветром. И без шуток. У меня лучший хирург на всем флоте, и он тобой займется, даю слово. Впрочем, – Хоуп многозначительно посмотрел на Дринкуотера, – любое твое неверное слово станет твоим последним. Понял, каналья?
Француз вздрогнул.
– Oui, – выдавил он. Дринкуотер указал ему на грот-руслень. Хоуп повернулся.
– Передайте мистеру Дево, пусть приготовит расчеты к стрельбе. По моей команде порты открыть, пушки выдвинуть и открыть огонь.
– Есть, сэр, – и посыльный умчался прочь.
«Циклоп» находился меньше чем в сотне ярдов от «Креолки», огиная ее корму в намерении подойти с левого борта. С приватира раздался оклик.
– Мистер Дринкуотер, дайте слово нашему приятелю.
Француз набрал воздуху.
– Ça va bien! Je suis blessé, mais la frégate est prise!23
– Bravo mon ami! Mais votre blessure?24 – ответ раскатился над водой, разделяющей корабли.
Французский офицер бросил взгляд на Дринкуотер, и снова набрал в грудь воздуха.
– Affreuse! A la gorge!25
На мгновение повисла тишина, потом озадаченный голос произнес:
– La gorge?… Mon Dieu!
На «Креолке» раздался крик, свидетельствующий, что предупреждение понято. Хоуп выругался, а француз, прижимая руку к груди, где задетое легкое причиняло ему страшную боль, с торжеством посмотрел на Дринкуотера. Но мичман не был в состоянии вот так хладнокровно заколоть человека, да и если по-правде, не вполне понял, что произошло.