— Ты нашел свое счастье, Линкольн? — спросил Сет, меняя тему.
— Не знаю.
— Как это — не знаешь?
Томас вздохнул.
— Думаю, что да.
— Все еще терзаешься чувством вины? Очень по-иудеохристиански. По-идиотохристиански, я бы сказал.
Томас промолчал.
— Это правда, что ты передал все деньги, которые получил от «Ока Каина», в помощь нуждающимся африканским детям?
— Да.
— Что, весь миллион?
— Кое-что оставил себе.
— Ну, слава богу! Твоей семье ведь тоже надо на что-то жить!
Сет кивнул на Элизабет. Заметив, что он на нее смотрит, она подняла руку с вафельным рожком и помахала ему. Разумеется, она никогда бы не догадалась, кто перед ней.
— Она развелась с мужем, — сказал Сет. — Ты теперь глава семьи.
— Хватит! — резко сказал Томас.
— Что?
— Все эти твои трюки, уловки… Ты всю жизнь манипулировал людьми, которые тебя окружают! Ты говоришь, что все придумывал ради реалити-шоу, но это ерунда! Оно было для тебя лишь средством осуществить свои фантазии! Контролировать чужую вселенную, как некогда контролировали твою! Скажи, зачем ты на самом деле явился?
Сет, внезапно посерьезнев, пристально взглянул ему в глаза.
— Ты и сам знаешь.
— Чтобы отомстить?
— Нет.
— Тогда зачем?
— Даровать тебе свое прощение, Том.
У Томаса перехватило дыхание.
— Так вот, слушай меня внимательно: я — тебя — прощаю, — сказал Сет, четко разделяя слова. — Твоя жизнь больше не должна быть сплошным искуплением вины. Я освобождаю тебя от груза прошлого и снова передаю тебе поводья твоего собственного существования. Все, что я сделал, я сделал ради тебя.
— Для меня?
— Для того чтобы люди видели тебя таким, какой ты есть. Чтобы они тебя любили. Чтобы ты сам полюбил себя.
— Что ты мелешь? — пробормотал Томас, пытаясь сдержать нервную дрожь.
— Я принес тебе отпущение грехов. Ты не должен гробить свою жизнь, потому что спас мою. Дважды. В ту ночь, когда был шторм, и в тот день…
Томас почувствовал, что его сердце готово выпрыгнуть из груди.
— Я говорю о субботе, 7 мая 1983 года… — продолжал Сет.
Томас слишком хорошо помнил этот день.
Он помнил отель, служебную лестницу, скрип паркета и даже запах цветов. Он помнил мелодию, доносившуюся из плеера: Do you really want to hurt me? Группа называлась «Калчер клаб».
В тот день он стоял рядом с Сетом.
Он нацелил револьвер на Лилиан Гордон.
— …о том дне, когда ты убил мою мать, — закончил Сет.
Мимо промчалась группка мотоциклистов, подняв за собой песочный вихрь.
— Я прошу у тебя прощения, — прошептал Томас. — Мне жаль… Я не должен был этого делать. Мы были всего лишь мальчишки…
— Я знаю.
— После выстрела я отступил в тот боковой темный коридорчик и вдруг понял, что совершил ужасную вещь. Я испугался…
— …и сбежал.
— Да, через черный ход по служебной лестнице. — Томас покусал губы. — Почему ты ничего не сказал копам?
Сет вздохнул.
— Чего ради? Я был виноват не меньше тебя: это ведь я тебя побудил это сделать. По логике вещей, я и должен был отвечать за последствия. К тому же у меня на руках были следы пороха, а поскольку я подобрал револьвер, на нем остались мои отпечатки пальцев. Поэтому меня даже ни о чем не спрашивали. — Он наклонился к Томасу. — Скажу тебе и еще одну вещь: я всегда надеялся, что ты это сделаешь. У меня не хватало мужества сделать это самому. Моя мать была психопаткой, она полностью утратила связь с реальностью. В тот день она ждала меня с заряженным револьвером — он лежал на столе перед ней. Она собиралась убить меня, потом отца, моего брата и, наконец, себя. Но там оказался ты. Ты знал о том, как я живу, ты увидел револьвер и все понял. Это обычно принято называть роком.
— Я должен был поступить как-то иначе.
— Было уже поздно. Ты мог разве что отказаться от любых действий и позволить нам всем умереть. Или сделать то, что сделал, — и спасти три жизни. Я рад, что ты выбрал второе.
— Ты никогда…
—..никому об этом не рассказывал, — договорил за него Сет. — Даже Сесил не знает.
На его лице вновь появилась блаженно-рассеянная улыбка Мистера Суперстар.
— Ну что ж, мне пора. Тебе нечего бояться с моей стороны. Ни сейчас, ни потом. Это все, что я хотел сказать.
Он сжал руку Томаса двумя своими.
— До когда-нибудь, Томми-бой. «Ты и я».
— Ты и я.
— Брат.
Сет выпустил его руку, вскарабкался в седло велотележки и закрутил педали. На песке остались следы шин. Потом Сет, не оборачиваясь, поднял руку, словно в последний раз прощаясь, проехал мимо деревянной карусели и исчез.