Улыбка на лице человека стала еще шире, обнажив безупречные зубы.
— Мертвый? Нет, слава богу, вы вполне себе живы, старина! Мы, конечно, сейчас не там, куда направлялись, но, по крайней мере, все живы!
В мозгу Томаса заметалось множество вопросов. Он поднял глаза. Ангелы-хранители наблюдали за ним с потолочной фрески. Они улыбались и перешептывались, словно потешаясь над его незнанием.
Томас огляделся. Это была маленькая часовенка в испанском стиле. Одно из тех мест, которые всегда вызывали у него отвращение.
Он порвал с религией в возрасте десяти лет, в тот момент, когда брат Хосе положил ему руку на бедро во время занятий по катехизису. Он тогда был уличным мальчишкой, вспыльчивым и умевшим постоять за себя. Брат Хосе получил коленом по яйцам. После этого Томас забросил уроки катехизиса и вместо них обычно ходил в залы игровых автоматов Эль-Пуэбло — лос-анджелесского квартала мексиканских иммигрантов, где он тогда жил с отцом. Брат Хосе так никогда и не сказал его отцу о постоянных прогулах. А Томас стал настоящим асом в Pacman.
Он посмотрел в окно часовни (стекол в раме не было). Небо сияло ослепительной синевой. Солнечные лучи заливали ангелов на стенах и потолке, а также с полдюжины людей, спавших лежа на спине на полу нефа и похожих на собственные надгробия.
— Давно мы здесь? — спросил Томас.
— Понятия не имею. Но, без сомнения, много часов, — отвечал старик. — Сейчас уже полдень.
— А вы давно очнулись?
— Минут десять назад.
В центральном проходе между рядами скамей невысокая худенькая девушка с мальчишескими чертами лица, коротко стриженная, разговаривала с Камероном Коулом.
Коул, как и раньше, был похож на живую рекламу «Проведите отпуск на Гавайях!». На нем была цветастая рубашка и белые шорты. В руках он с силой мял резиновый мячик — очевидно, для накачки мускулов. Впрочем, они и без того были идеальными. Изредка оба собеседника повышали голос, очевидно, от переизбытка эмоций.
Томас указал на девушку и спросил старика:
— Это она вам сказала, что я врач?
— Да. Доктор Карен Уэлш сказала, что нам повезло. Не то чтобы я целиком и полностью разделяю это мнение, но два врача среди нас в нынешних обстоятельствах — это все же слегка обнадеживает.
— Я больше не врач и не желаю иметь ничего общего с этой женщиной. Что касается нынешних обстоятельств, я скажу, что я о них думаю, когда они хоть немного прояснятся.
Он оперся на локоть, не обращая внимания на боль, и попытался приподняться. Затем повернулся на бок.
Ощущение было такое, что его тело опрокинулось в пустоту.
Старик подхватил его и помог ему сесть. Увидев, на чем он лежал, Томас процедил сквозь зубы ругательство. Это не был стол или деревянные козлы, как он раньше подумал.
Это был церковный алтарь.
— Что за дерьмовые шуточки?!
Его голос гулко разнесся под церковным сводом, привлекая внимание уже очнувшихся.
— Хороший вопрос, — ответил старик с надушенными волосами. — Они как раз об этом говорят. — И он кивнул на Коула и Карен.
Последняя вызывающе выпрямилась, уперев руки в бедра. Что касается Коула, он, казалось, раздумывал: извиниться перед ней или придушить?
Чуть поодаль от них держался Питер, совершенно безразличный к этой сцене. Стоя на куче щебенки и строительного мусора, он, казалось, полностью был погружен в созерцание мадонны, написанной аляповато-яркими красками. Томас кивнул ему, но ребенок этого не заметил.
— Да, кстати, — снова заговорил старик, — я забыл представиться: Леонард Штерн. «Штерн» — это «звезда» по-немецки. Моя мать родом из Берлина, она эмигрировала в войну, но заставила всех своих детей поклясться, что они сохранят фамилию и приверженность еврейским традициям. Однако я никогда их не придерживался, а все друзья называют меня просто Ленни. Жизнь — забавная штука, верно?
Старик протянул Томасу руку, и тот, ухватившись за нее, встал на ноги. Затем сделал несколько шагов. Ноги подкашивались, но идти он мог. Он похлопал себя по груди, ощупал затылок, осмотрел порезы на руках и черные следы на предплечьях. Если не считать сломанного, судя по всему, ребра, а также того факта, что он чувствовал себя как вылезший из могилы зомби, больше ничто не внушало серьезных опасений.
— Томас Линкольн, — представился он в свою очередь. — Можете называть меня Том, или Линкольн, или как хотите, мне плевать. Спасибо вам за помощь, но сейчас я хотел бы убраться отсюда. То, что произошло прошлой ночью, явно не было предусмотрено сценарием. Я не знаю, как руководство шоу будет из этого выпутываться, но обещаю вам, что я этого так не оставлю. Если эти придурки не способны даже обеспечить нашу безопасность, то я не собираюсь…