Однако то, что до недавнего времени он, хоть и был самым старшим из братьев, ни разу не принимал ответственных решений, вселяло сейчас вполне понятную робость и боязнь за возможную ошибку, ибо отец его, Ингварь Игоревич, княживший до недавних пор в Переяславле Рязанском, не очень-то спешил привлечь юношу к участию в княжеских советах. А зачем? Ему и самому лишь четыре с половиной десятка. Правда, некоторые нутряные хворости стали уже ощущаться, но поддаваться им он не собирался, твердо вознамерившись помереть не ранее чем обженит последнего своего сына Олега, коему пока что исполнилось только четыре года.
Поэтому Ингварь Игоревич принял решение отправить своего первенца на самостоятельное княжение всего лишь полгода назад, после той злосчастной зимней охоты, когда от рук шатучих татей изрядно пострадал и едва не умер от ран гостивший у них в ту пору ожский князь Константин. Именно приключившееся с ним несчастье и навело старшего Ингваря на мысль о бренности всего живого. Ныне жив, а там кто ведает, когда господь приберет его к себе, так что лучше побеспокоиться о своих сынах загодя, пока сам в силах посмотреть, как будут править, да подсказать что-то, если понадобится.
Все прочие для самостоятельного княжения были слишком малы, а вот первенцу, Ингварю-младшему, он выделил в удел небольшой городок Зарайск, стоявший на реке Осетр. Для начала правления лучшего места и представить нельзя. Окруженный со всех сторон дремучими лесами городок был мал, а жители селищ, относящихся к нему, нрав имели тихий и спокойный, так что событий почти не случалось и никаких сложностей не предвиделось. Словом, еще до весеннего половодья уже не какой-то там княжич, а полноправный удельный князь Ингварь Ингваревич выехал в Зарайск. Пока обосновался, пока вник во все, пусть не до самых тонкостей, но более-менее основательно, прошла половина лета, и ничто вроде бы не предвещало беды.
Но в конце месяца зарева[25] в его хоромы поздно ночью ворвался черный гонец[26]. Одежда его была покрыта запекшейся кровью, а левая рука от самого плеча и до локтя была неумело замотана какой-то грубой серой тряпицей и плетью свисала вниз. Едва войдя в княжий терем и увидев вышедшего молодого Ингваря, гонец рухнул на половик, успев прошептать лишь два слова: «Беда, княже».
Более внятные сведения удалось получить от раненого дружинника лишь ближе к утру, когда он, периодически впадая в беспамятство от неимоверной усталости, поведал потрясенному Ингварю о том, что случилось на княжеском съезде близ села Исады в Перунов день.
Правда, в самом шатре, где пировали князья, воина не было, а потому, что именно там стряслось, он пояснить не мог. Зато как напали на них люди из боярских дружин князя Константина — видел воочию. Бились недолго, уж очень неожиданно и врасплох их захватили, но вислоусый старый Пожар, ходивший у Ингваря Игоревича в сотниках, успел повелеть ему и еще троим скакать в Зарайск и Переяславль Рязанский, дабы упредить домочадцев князя о случившемся, а сам с остатками дружины решил пробиваться к шатру, где находился Ингварь Игоревич с остальными князьями.
Что именно произошло с отцом молодого князя, равно как и с его боярами, дружинник не ведал, однако когда уже забирался на коня, то почудилось ему, что услышал он голос Ингваря Игоревича, и слово «предатель», выкрикнутое им, гонец запомнил накрепко. И хоть кому оно было адресовано — тоже неведомо, но, учитывая, что подлое нападение было организовано людьми бояр князя Константина, особо гадать не приходилось.
Первая мысль Ингваря — куда только подевалась недавняя степенность — немедля скакать к батюшке на помощь. Хорошо, что удержали старшие дружинники. И впрямь, сейчас это не имело смысла — коль жив, так сам, наверное, поспешает в свой град, а коли нет, чем тут поможешь? Следовательно, и ему самому тоже необходимо в Переяславль Рязанский.
Во-первых, дождаться возвращения отца или, на худой конец, выяснить, что с ним стряслось, а во-вторых — причем не дожидаясь возвращения, а сразу — предстояло начинать срочно готовить к обороне сам город. Ну и, в-третьих, — ободрить мать, Всеславу Мстиславну, а коль понадобится, то и утешить в горе. Опять же и братья меньшие там остались. Давид с Романом совсем большие, одному пятнадцать годков, другому четырнадцать. Глеб поменьше — ему этой осенью лишь десять минет, а Олегу и вовсе едва пятый пошел. И если что — хотя от мысли, что батюшка погиб, Ингварь и открещивался, но она все чаще и чаще приходила на ум, — то получалось, что удельный князь Зарайска в одночасье должен взвалить на свои плечи все огромное хозяйство отца.
26
Гонец, несущий печальную весть, как правило касающуюся смерти кого-либо из очень близких людей.