— И что же ты надумал, княже? — не выдержал Вадим Данилыч.
— С рассветом я поеду к Константину, — спокойно ответил Ингварь.
— Это ж смерть неминуемая! — возмущенно рявкнул Онуфрий. — Князь ты али овца, на закланье добровольно идущая?!
— Князь я, посему в первую голову должон о людях помыслить. И ежели смерть приму, то о ту пору хоть ведать буду, что через руду мою и дружина, и пешцы спасение получат.
— А мы как же, княже? — тихо осведомился Кофа. — С какими очами пред братьями твоими меньшими предстанем? Что матушке-княгине поведаем? Что не уберегли ее первенца? Что сами его на заклание лютому волку в пасть отдали? Тогда уж ты и меня возьми с собой. Вместе оно и помирать не так боязно.
— И меня тоже, — сразу влез Шестак.
Невысокий, плотно сбитый, неутомимый в бою на мечах, воевода пешцев был сейчас растерян и ошеломлен таким решением Ингваря.
— Брать с собой я никого не буду. Случись со мной беда, вы, бояре, хоть часть воев для сбережения нашего града Переяславля, да сумеете вывести из оных силков. Стало быть, и жертва моя получится не понапрасну, а потому и…
— Погоди помирать, княже, — перебил его Вадим Данилыч. — Допрежь надо об жизни все обговорить, а в гости к костлявой завсегда поспеем. Потому давай помыслим о том, что может князь Константин с тебя затребовать и на что свое согласие дать можно, а чему надлежит противиться до… — тут он запнулся, но все же нехотя договорил, — до последнего.
И жаркие споры разгорелись с новой силой, затянувшись до самой полуночи. Наконец, придя к выводу, что обсудили все самое главное, все стали расходиться. Оставшись один, Ингварь неторопливо снял с себя пояс вместе с мечом, устало прилег на небольшой, сложенный вдвое кусок войлока, постеленный на широкую доску, и попытался уснуть, однако смежить очи и погрузиться в забвение получилось лишь перед самым рассветом.
— Будто и не спал вовсе, — улыбнулся он своему верному стременному Прыгунку, который весь остаток ночи просидел в ногах у Ингваря, зорко охраняя княжеский покой.
Тот в ответ сочувственно посмотрел на князя и неожиданно буркнул:
— Коли ехать собрался, то и меня захвати. Чай, пригожусь.
В ответ Ингварь с мягкой укоризной покачал головой:
— Еще один богатырь былинный выискался. Ты лучше иди жеребца моего оседлай. Время не ждет.
Пытаясь прогнать остатки сна, он умылся ледяной водой и, выйдя из шатра, улыбнулся собравшимся его проводить воеводам и боярам:
— Рано хоронить собрались, други мои верные. Мстится мне, еще не одну чашу хмельного меда изопью вместе с вами.
Затем неторопливо обнял каждого, начав с Вадима Даниловича и заканчивая Онуфрием, после чего, уже свесившись с лошади, весело хлопнул по плечу приунывшего Прыгунка и отправился навстречу неизвестности.
Что его ждало — он не ведал, но о возможной смерти почему-то не думалось. Впрочем, по молодости о ней вообще мало кто задумывается, беспечно считая, что роковую чашу предстоит испить еще не скоро.
Вскоре впереди в тусклом свете пасмурного утра показался шатер Константина. Ингварь посуровел лицом и тяжело вздохнул. То был не страх. Просто он помнил, как красиво тот изъяснялся, находясь у них в гостях, и знал, что не сумеет ответить тем же. Но едва он услышал голос рязанского князя, как усилием воли сумел стряхнуть с себя неуверенность и робость.
«Князю надлежит верить в себя», — припомнилось ему одно из наставлений отца, и он с гордо вскинутой головой вошел в шатер, полог которого был гостеприимно открыт услужливым воем.
Внутри неподвижно сидел человек, который убил Ингваря Игоревича, многих стрыев молодого князя, как родных, так и двухродных, и теперь, возможно уже сегодня, убьет и его самого. Человек этот, тяжело опираясь на плечо подоспевшего ратника, поднялся со своего места и дружелюбно произнес:
— Ну здрав буди, князь Ингварь, — после чего, пригласив гостя сесть, отослал слугу прочь из шатра, какое-то время внимательно разглядывал переяславского князя и, видимо оставшись доволен осмотром, неловко уселся напротив.
Плеснув из кувшина с длинным тоненьким носиком вина в каждый из двух небольших золотых кубков, стоящих перед ним, он протянул один Ингварю, предложив:
— Выпьем за встречу.
Един бысть на земли резанския кречет гордый, кой не смиришися пред сатаны порождением, и а повелеша воев сбираться и ведоша их на грады захвачены, кои под тяжкаю дланью Константине-братоубойцы оказашися…